Декларация прав ленивой мамы

Всё о детях

Декларация прав ленивой мамы

Мамы! Расслабьтесь, выдохните, и побольше энтузиазма! Всё тут — самая настоящая правда!:)


  • Мне лень скакать всю ночь от своей кровати к детской, поэтому я сплю вместе со своим ребенком — высыпаюсь и я и ребенок.
  • Мне лень тратить своё время (и особенно ночью!) на приготовления смеси, поэтому я кормлю грудью.
  • Мне лень отвлекаться на ребёнка, когда он завошкался/заплакал/и т.д., поэтому мой ребёнок всегда со мной, в слинге, и совсем мне не мешает.
  • Мне лень бегать по поликлиникам и удовлетворять любопытство врачей по поводу веса и роста моего малыша, поэтому я туда не хожу.
  • Мне лень лечить своего малыша от постпрививочных осложнений, и потому я не ставлю ему прививки.
  • Мне лень вставать рано утром, и куда-то тащиться с ребёнком в любое время года в жару и в непогоду, поэтому я не отдам его в детский сад. Пусть в сад ходят садисты. 🙂
  • Мне лень одевать на ребенка много одёжек, поэтому пусть он будет закаленный.
  • Мне лень закалять ребёнка и лень стирать, поэтому он у меня просто голышом бегает при открытых форточках.
  • После ванны мне лень делать тёплую воду и регулировать два крана, поэтому я обливаю детика холодной водой.
  • Мне лень заниматься приучиванием к горшку, поэтому мои дети сами этому научатся.
  • Мне лень каждый день варить карапузам отдельные блюда, поэтому питаются они, тем же, чем и мы, а мы, тем же, чем они.
  • Мне лень ходить на работу, поэтому я буду максимально долго сидеть дома с ребёнком, а потом рожу второго :). А для самореализации открою своё дело.
  • Мне лень будить моего ребёнка по утрам и проверять у него уроки, пусть он этим занимается сам.
  • Мне лень думать за своего ребёнка, поэтому пусть он думает и принимает решения сам.
  • Мне лень учить чему-либо своего ребёнка, поэтому сам решает, что ему интересно и сам этому учится.
  • Мне лень готовить самой, поэтому детик помогает мне замешивать тесто.
  • Еще мне лень заниматься гимнастикой одной, поэтому занимаемся вместе с детиком.
  • Мне лень надевать и потом отстирывать всякие слюнявчики. Поэтому во время еды мой ребёнок сидит голышом и марает себе кашей пузо. Его потом вытереть легче.
  • А ещё мне лень подогревать молоко и соки, поэтому ребёнок пьет их прямо из холодильника.
  • Мне лень гладить бельё и поэтому я его не глажу совсем :)))))
  • Мне лень с ребёнком пререкаться по поводу дисциплины, поэтому он делает то, что хочет.
  • Мне лень ехать в роддом и находиться там целую неделю, поэтому я рожаю дома.
  • Мне лень ходить в аптеку за всякими лекарствами, и жалко тратить на них деньги, поэтому я не пичкаю лекарствами детей.
  • Мне лень перетирать овощи и фрукты, мой ребёнок учится откусывать и жевать самостоятельно, а всё, что ему нужно дополнительно, получает с моим молоком.
  • Мне лень кормить ребёнка ложкой, поэтому он с первых дней учится обращаться с ней, а пока не умеет, кормит себя сам руками, да и с чашкой он прекрасно справляется сам.
  • А ещё мне со временем становится лень подавать ему ложку и вилку и ребёнок прекрасно овладевает нехитрой схемой: подтащить табурет к шкафчику, зелезть на неё, достать вилку с ложкой, слезть, сесть за стол и приступить к трапезе.
  • И вообще мне уже лень подавать еду на стол, всё, что ему надо, ребенок вполне находит сам: в холодильнике, на плите или столе.

Автор идеи — Leto.

ВЫУЧИЛ — НАУЧИ ДРУГОГО

Всё о детях
ВЫУЧИЛ — НАУЧИ ДРУГОГО

Помните, как в пушкинской «Барышне-крестьянке» влюбленный Алексей Берестов учит Лизу-Акулину школьным премудростям и нахваливает: «Что за чудо! Да у нас учение идет скорее, чем по ланкастерской системе»? Придуманные англичанами Белл-Ланкастерские начальные школы — предтеча советского ликбеза, где обучались неграмотные взрослые. Научившись чему-то сам, ланкастерский ученик превращался в учителя (монитора) для других, которые тоже потом становились учителями. 
Эта система взаимного обучения получила название по именам педагогов А. Белла и Дж. Ланкастера, которые в 18 в. независимо друг от друга разработали сходный метод обучения. 
Первоначально изобретение применялось в Индии, где в то время находился Белл, а в начале 19 в. стало популярным в США, Франции, Бельгии как дешевый и быстрый способ распространения грамоты. В школах взаимного обучения учили чтению религиозных книг, письму и счету. Классов и учителей в современном смысле слова не было — так же, как и учебников. Против Белл-Ланкастерской системы выступали И.Г. Песталоцци и его последователи. Их главным аргументом было то, что при данной системе обучения учащиеся не приобретали систематических знаний.

migdal-11544-12304

Ланкастерская школа

У нас ланкастерские школы стали открываться после войны 1812 г. Одну из них открыл для солдат знаменитый генерал Раевский. Декабристы использовали эту систему обучения для распространения грамотности. В школах, организованных «Вольным обществом учреждения училищ взаимного обучения», было около 800 учеников, которым преподавали историю, литературу, математику. 
Конец просвещенческим экспериментам положило восстание на Сенатской площади. Николай I счел, что излишняя образованность населения не пойдет на пользу государству, и запретил ланкастерские школы. Правительственный взгляд на образование был сформулирован попечителем Харьковского учебного округа Погорельским: «Нужное просвещение не состоит в количестве умствователей». Поиск педагогических инноваций затих на многие годы.

Интересно, что система взаимного обучения задолго до Белла и Ланкастера использовалась в традиционном еврейском образовании. Тысячелетиями евреи изучали священные тексты коллективно, или «бэ-хеврут»: ученик выбирает себе товарища, читает ему вслух текст, а затем вместе они вдумываются в смысл прочитанного, ищут интерпретации. Это и сегодня практикуется в иешивах. Нетрудно представить такую картину: два еврея спорят о том, как надо понимать текст; перекрикивают друг друга, отчаянно жестикулируют и яростно мотают головами в знак полного несогласия…

«УЛЫБАЙСЯ И ПЛАЧЬ ВМЕСТЕ С ДЕТЬМИ…»

migdal-11541-12298

Шалва Амонашвили

«Действительно гуманная педагогика — это та, которая в состоянии приобщить детей к процессу созидания самих себя». Это слова грузинского учителя и психолога Шалвы Амонашвили, одного из создателей Гуманной школы, получившего в этом году (в музее А. Толстого) орден Буратино «за воспитание у детей и подростков внутренней свободы, чистоты помыслов и уверенности в собственных силах».

Чего-то принципиально нового «гуманисты» не предлагают: все на тему любви к ребенку уже было сказано и написано признанными педагогическими авторитетами — В. Сухомлинским, Л. Толстым, 
Н. Пироговым, К. Ушинским, П. Блонским, Л. Занковым, Я. Корчаком, С. Шацким. У Амонашвили и его единомышленников все получилось на практике: в его Школе радости — одной из первых, куда пришли шестилетки, не было учеников, страдавших так называемым школьным неврозом, когда от страха перед учителем и учением по-настоящему заболеваешь. По словам Амонашвили, «педагогика всей начальной ступени обучения должна быть сугубо оптимистической», а «императивное» отношение к детям должно смениться гуманистическим. Только так может родиться настоящая духовная общность между учителем и его учениками. И отметки лучше не ставить — они могут помешать жить в школе радостно и весело, пристраститься к знаниям. Да и родителям отметки ни к чему: цифры не скажут ровным счетом ничего о конкретных успехах и неуспехах ребенка.

Вслед за Ушинским представители «педагогики радости» считают, что школа может быть только народной, только национальной, и не может быть одной школы для всех стран. Уроки на природе, обращение к истории своей семьи, села, страны — как без этого воспитать гармоничную личность? Амонашвили утверждает: «Национальная школа воспитывает героя своего народа, а не националиста». В книгах «Здравствуйте, дети!», «Как живете, дети?», «Единство цели» и других Амонашвили формулирует простые принципы своей педагогики: «Первый принцип — любить ребенка. Учитель должен излучать человеческую доброту и любовь, без которых невозможно воспитать гуманную душу в человеке. Ребенок становится счастливым, как только ощущает, что учитель его любит… Второй принцип — очеловечить среду, в которой живет ребенок. Ни одна сфера общения не должна раздражать ребенка, рождать в нем страх, неуверенность, уныние, униженность… Третий принцип — прожить в ребенке свое детство. Это надежный путь для того, чтобы ребята доверились учителю… Прожить свое утраченное детство вместе с ребятишками есть единственная роскошь, которая допустима в жизни учителя». Где же взять столько любви и терпения в нашей поспешной и нестабильной жизни? Наверное, тем, кто не знает, лучше в учителя не идти…

ВЫЙТИ ИЗ ШКОЛЫ В ПАРК, ЧТОБЫ НАЧАТЬ УЧИТЬСЯ

«Пока на свете существует школа, а в ней — уроки, расписание, домашние задания, контрольные и экзамены — дети учиться не будут. Оставьте их в покое, дайте им полную свободу — только тогда они и начнут что-нибудь действительно изучать. Все остальное — бессмысленное насилие над ребенком». К такому «крамольному» выводу много лет назад пришел замечательный преподаватель английского языка Милослав Балабан, создавший образовательную систему «Школа-парк».

«Если ребенка оставить в покое, он сам разовьется настолько, насколько способен развиться», — убежден Александр Нилл, организатор и руководитель свободной школы Саммерхилл в Великобритании, существующей почти 80 лет. Что же получается? Все, что мы привыкли считать незыблемой основой школы, — школьный режим, который, как мы надеемся, дисциплинирует детей и приучает к труду, к жизни в обществе с его необходимостью ежедневной работы вообще и над собой в частности, с его графиками и планами, с неизбежностью подчинения и cуперспросом на исполнительность — на самом деле лишь карательно-принудительная система, не дающая ребенку свободно жить и развиваться? Это противоречит тому, как мы привыкли представлять воспитание и образование. Но почему-то именно такие (пока очень немногочисленные) «свободные школы», где отказались от принуждения к учебе, возвращают к нормальной жизни детей, забракованных школой традиционной. В знаменитой московской «Школе самоопределения» Александра Тубельского несколько лет назад поставили фантастический эксперимент — Парк открытых студий по концепции школы Балабана. Открытой студия потому и называется, что ученики не обязаны приходить туда и в любой момент могут ее оставить, но имеют право продолжить заниматься, иногда обращаясь за помощью к учителю, а чаще — помогая друг другу, не опасаясь никаких двоек. Действует категорическое правило для учителей: не принуждать детей посещать свои студии. Учитель имеет право только работать над собой, изобретая способы сделать занятия как можно заманчивее для детей. Этот неслыханный уровень свободы позволяет ребятам не только носиться по коридорам, но и продвигаться в образовании со своей скоростью, по своей спирали. И через некоторое время, в условиях «парковой» свободы (единственное ограничение: нельзя покидать территорию школы в учебное время), «трудные» дети становятся увлеченными исследователями мира и друзьями учителей и младших.

В «Парке» есть три главных принципа: отказ от обязательных учебных занятий, от одновозрастности в образовании и почти полностью — от оценок и экзаменов. По мнению Балабана, самым лучшим документом об образовании у ребенка был бы портфель с отзывами всех учителей о его успехах. А уж если мы такие недоверчивые формалисты, то у каждого учителя просто должна быть личная печать, как у врача.

Дочь М. Балабана, его единомышленница Ольга Леонтьева рассказывает, что в ее семье, где все были педагогами, часто звучало имя Симона Соловейчика, мечтавшего об «учении с увлечением» и призывавшего «учиться у детей жить внутренне свободно». Ждали выхода его новых статей, книг. «Даже перед экзаменом по истории педагогики я, помню, читала не учебник, а его книгу». Благодаря Соловейчику и появилась «Школа-парк» — школа высокого диалога между учителем и учеником, где взрослый, по словам Экзюпери, не опускается до уровня восприятия ребенка, а поднимается до высот его понимания.

УРОК УМЕР… ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИГРА!

migdal-11543-12302

Евгений Травин

Скорую гибель традиционной классно-урочной системе предрекают и многие другие педагоги. Учитель истории Евгений Травин считает: «Современность требует от школы учить мысли, а урок учит только знаниям. Само понятие “знания” себя исчерпало. Как можно учить знаниям, если информация каждые семь лет обновляется на 50% и при этом удваивается. То, чему мы учим, устаревает раньше, чем дети покидают школу!»

Какая же форма передачи знаний придет на смену пятисотлетнему уроку? Сотни педагогов-новаторов ищут новые формы, творят методики будущего, совершают открытия, переживают успехи и разочарования. Но единого и универсального метода, достойной замены уроку пока нет. Считается, что на смену старому должно прийти новое. Но ведь новое — это хорошо забытое старое, и, значит, на смену уроку должно прийти нечто еще более древнее и более вечное. Может быть, это игра — древнейшая форма передачи знаний? Играя в «дочки-матери», мы учимся семейным отношениям; раскладывая кубики, становимся строителями; расставляя солдатиков, воспитываем в себе полководцев. Игра не знает возрастных границ. Это более активная форма работы с учениками, сочетание теории и практики. Наконец, игра — более надежный способ усвоения знаний. Согласитесь, все освоенные нами в детстве игры, в отличие от освоенных знаний, мы помним всю жизнь.

Но игровая форма не всегда укладывается в пространство урока. Различен сам механизм получения знаний. На уроке ученики получают теоретические знания, чтобы потом обратить их в свой опыт, а в игре получают опыт, чтобы вывести из него теоретические знания! Да и трудно вписать игровую методику в рамки школьных звонков, тем более что игру нельзя прервать на полуслове. Придумать игру как альтернативу уроку не так уж трудно, считает преподаватель географии Д. Гиммельфарб. В разработке оригинальных игр учителю помогут простые алгоритмы. Игра — это модель реального процесса, а потому простейшим приемом игростроительства становится моделирование процесса в классе. Физики и химики делают это, ставя опыты, историки и обществоведы — проводя соцопрос. А, к примеру, урок-игра по теме «Полезность и редкость» основана на моделировании экономических процессов первоначального накопления, обмена, равновесия.

«В начале жизни школу помню я…» 
Эти пушкинские строки — о каждом из нас. И старт этот похож на старт ракеты: малейшее отклонение в начале траектории — и ракета уходит в сторону, и никогда ей не состыковаться со станцией назначения. Поэтому-то и дана нам в начале жизни школа; нравится она нам или не нравится, но мы все проходим через нее — своеобразный запуск в жизнь», — писал педагог и журналист Симон Соловейчик.

————————————-

migdal-11542-12300

Джозеф Ланкастер

Джозеф Ланкастер (1778, Лондон — 1838, Нью-Йорк) — английский педагог, один из создателей Белл-Ланкастерской системы взаимного обучения, при которой младшим ученикам помогали старшие, более подготовленные. 
Отличался известной широтой взглядов: в бесплатных начальных школах Ланкастера учились чтению, письму, счету и рукоделию, а религиозное обучение не играло главенствующей роли, как в школах Белла. Ланкастер принимал детей, исповедовавших любую религию. По семейному преданию, среди предков педагога были и евреи. С 1812 г. он пытался внедрить систему взаимного обучения в среднюю школу, но потерпел неудачу и уехал в Америку, где тоже пропагандировал и распространял школы взаимного обучения.

Почти пятьсот лет назад философ Эразм Роттердамский в своей знаменитой «Похвале глупости» писал о педагогах: «Чрезвычайно собой довольные, они устрашают робкую стаю ребятишек своим грозным видом и голосом».

migdal-11540-12296

Александр Тубельский

Александр Наумович Тубельский — президент Ассоциации демократических школ, директор московского научно-педагогиче-ского объединения «Школа самоопределения», кандидат педагогических наук. «Школа Тубельского» — одна из самых известных в России и в мире демократических школ, имеющая свою конституцию. Преобразования здесь начались в 1985 г. с приходом Александра Наумовича (а вообще в образовании он работает более 40 лет). Семинары, сборы, ролевые игры, ночные десанты по уборке школы, зимние и летние трудовые лагеря, индивидуальные образовательные планы, творческие и проектные работы, эксперименты и экспертизы, проблемные группы и педагогические пленумы, новые издания школьных сборников — вот далеко не полный список того, чем живет «Школа самоопределения». 
Одна из книг, которые Тубельский написал вместе со своими коллегами, называется «Учитель, который работает не так». Все считают, что ребенку нужны твердые знания, а учитель Тубельский считает, что ребенку прежде всего нужен внутренний стержень, а уж потом — знания. Все считают, что ребенок должен отличаться усердием и послушанием, а Тубельский считает, что на самом деле каждый ребенок уже отличается от всех изначально и нельзя детей сравнивать друг с другом, а нужно растить у каждого его собственную «самость». «Демократически воспитанный человек — это не тот, который делает то, чего хочет, а тот, который может сам ставить себе границы. Границы хорошего и плохого, границы поведения в разных ситуациях, границы между знанием и незнанием. В этом смысле мы понимаем и термин “самоопределение” — умение ставить себе пределы», — говорит Александр Тубельский.

ПРОБЛЕМА НА 70 ДЕЦИБЕЛОВ


Шум в классе мешает «достижению учебных целей». Методисты часто расценивают возникший на уроке шум как ошибку учителя. Но известный психотерапевт Фриц Перлз полагал, что ошибка — это способ создания чего-то творчески нового. Что же делать, чтобы на уроке не шумели? Вот несколько советов от педагога из Санкт-Петербурга Игоря Загашева. 
* Не использовать слов, непонятных ученикам, разъяснять их. 
* Четко формулировать задания. Умение составить учебные инструкции — один из самых важных показателей педагогического мастерства. 
* «Выпускать пар»: физкультминутки в начальной школе, интеллектуальные игры или короткая интересная история для старших. 
* Избегать излишней назидательности. От этико-релаксационного «разбора полетов» к прозе науки переходить очень сложно… 
* Следить, чтобы урок не превращался в монолог учителя.

ИЗ КОПИЛКИ УЧИТЕЛЬСКИХ НАХОДОК


Рассказывает Анатолий Гин: «9-«Б» класс в том году собрался особый. Лучшие ученики — в «А» классе, а в «Б» — одна отличница, желающая получить медаль по принципу «на темном небе и слабая звездочка ярко светится», две хорошистки и 17 троечниц, запустивших учебу давно и надежно. Мои первые попытки научить их решать задачи по физике натолкнулись на два препятствия. Первое — мои троечницы не умели работать с формулами. Выразить одну величину через две другие для них оказалось непосильной задачей. Второе препятствие: «Мы задачи не умели решать, не умеем, и не будем уметь…» Такое вот неверие в себя и привычка ничего не делать. Как быть? Я сделал объявление: вы будете получать на дом только такие задачи, с которыми — я ручаюсь — вы сможете справиться. Если кто-то не смог, то это я виноват — но сначала вам придется доказать, что вы не справились, а не поленились. На каждый урок я готовил три аналогичных задачи: одна разбиралась на доске, вторая решалась в классе самостоятельно, третья — на дом. Постепенно я научил класс решать задачи в одно-два действия. Потом нашел замечательного физика Иосифа Хаздана, составившего сборник задач по опробованной на 9-м «Б» схеме работы с «запущенным» классом».

Волшебная тропинка к своему ребенку

Всё о детях
Волшебная тропинка к своему ребенку

В жизни каждого взрослого наступает момент понимания того, что ребенок, воспитание которого ему поручено природой, ‘закрылся’; полностью или частично от родительских попыток формирования характера, изменения отдельных черт, форм и проявлений. И бедный-несчастный взрослый оказывается в тупике.

 

 

Он видит, как из его чада растет некто, на его взгляд, ужасный, и изменить уже ничего не может. Начинается внутреннее отчаяние от бессилия и незнания как исправить ситуацию, которое вовне проявляется в виде гнева, ора, нудных и агрессивных нравоучений, подавления и т.п. — вообщем насилия с задавливанием этого ‘нечто’ внутрь. Например, родитель изо дня в день наблюдает хвастовство своего сына или дочери перед сверстниками. Оно ему кажется лишним, ненужным, пустым, раздувающим важность, порождающим презрение и закрывающим реальное видение ситуации. Он начинает объяснять, что хвастовство — это плохо, что хвастунов дразнят и не любят (развивает зависимость от мнения окружающих), похвастался и не сделал – побьют (точка страха), хвастовство не принято в обществе, уважающий себя (или интеллигентный) человек никогда не будет хвастаться (упаковывание в светские рамки), хвастается тот, кто слабый внутри для самоутверждения (обработка гордыни) и т.п. Наступает момент, когда все эти слова проходят мимо ребенка. Если вы точно не угадали или не просчитали, на какую точку нужно давать воздействие (страх, гордыня, корысть, жалость), то результата не добьетесь. Попадание в точку тоже имеет две стороны: в одной — есть изменения в ребенке (положительный аспект), с другой — подпитывается, накачивается точка. Например, усиливается страх, раздувается гордыня. Ребенок с каждым разом в подсознании все больше верит в эти точки и начинает ими жить. Родительская подпитка детской гордыни утверждает и развивает ее. А если ребенок не хвастается, а например, врет, или подставляет под удар или ответ другого, или имеет огромную лень, или садистские проявления, или — сплошная грубость и драчливость.

Оказывается, дети, давно уже закрывшись на воспитательные проявления родителей, еще долго остаются напрямую открыты сказкам. И вам, взрослые-родители, можно легко попробовать это ‘ремесло’ сказкосложения, основные ключи использования которого для воспитательных целей приведены ниже.

 

1. Определите какое качество, присутствующее у конкретного ребенка или детей, вы хотите, осветить в сказке. Все, присущее материальному, двойственно. Каждое качество имеет своего двойника по принципу добро-зло, хорошо-плохо, хвастовство-скромность, чувствительность-бесчувственность и т.п. В сказке необходимо наличие представителей, обладающих как достоинством, так и недостатком. Эти качества и будут ‘стержнем’, вокруг которого кружатся ситуации, сюжет, описания.

2. В сказке идет положительная фиксация внимания на герое с достоинствами: ему везет, силы природы ему помогают (по принципу ‘Гуси-лебеди’, предчувствия не подводят и т.п.).

3. В течение сказки происходит чудо превращения у людей недостатков в достоинства в отличии от существующих сказок, где они наказываются: остаются с носом, погибают, изгоняются и т.п. Это покажет детям открытую дорогу к изменениям, даст веру в себя и свои возможности, а не просто поставит штамп: что — хорошо, что — плохо. Сей момент очень важен.

4. Сказка по своему пространству и объему шире, чем конкретные качества, но при этом в ней нет ничего лишнего, запутывающего, припудривающего, замазывающего основные линии. Ситуации словно бусины

нанизаны на центральную нить — стержень.

Хорошо включать следующие аспекты, создающие живой фон и не мешающие основной линии:

  • связь с природой через яркие живые ее описания, через отношение героев к природе, через живые материальные реакции природы на действия героев (море вздыбилось, лес преградил дорогу, птицы показывают путь, камни разговаривают и пр.) — это развивает у ребенка ощущение живого мира в природе, которое он уже утратил, или утверждает его — если оно еще живо в нем;

  • описание времени и пространства, в которых происходят события, различных существ, их обычаи, быт, отношения. Возможно включение исторических кусочков, но очень небольших, а вернее, очень маленьких. Эти описания делаются в зависимости от возраста и уровня ребенка. Не перегружайте!

5. Сказка включает ситуации, только аналогичные тем, которые происходят в жизни конкретного ребенка, но ни в коем случае не настоящие. Например, в жизни ваше чадо ‘делает бизнес’ на марках, перепродавая их друзьям. Значит, в сказке это будет, допустим, жаба, продающая любимые пуговицы с любимого пальто любимому другу головастику. Или страусоподобные существа с планеты ‘Двойные мысли’ продают своим лучшим соседям с планеты ‘Лопухи и невежи’ жизненно необходимое для выживания вещество и т.п. За что в последствии получают урок, лучше от каких-нибудь природных сил.

6. Избегать точного повторения образов. Если для девочки — герой сказки мальчик, и наоборот. Можно включать образы животных, наделенных человеческими качествами, или вообще выдуманных существ. Но сложность аллегории должна совпадать с уровнем ребенка, чтобы ему достаточно было собственных мозгов для трансформации на себя. Если сказка сложнее, то ребенок, увлекшись событиями, не успеет перевести подтекст на себя. Основные отождествления должны проходить в голове у ребенка. Поэтому вы говорите не прямо и ему по уровню.

7. Как рассказывать сказку?

  • Абстрактно. Словно вы рисуете в воздухе облако, картину, а не направляете ее внутрь конкретного ребенка. Вы сами в сказке, а здесь только голос и образы, которые вы передаете. Никакой концентрации на детях, никакого воздействия, насилия. Вы — в сказке. Здесь вас нет.

  • Отсутствие нравоучительного тона. Вы не стремитесь к результату, не думаете о нем. Вы отключены от реальности. Вы в сказке.

  • Для вас сказка в этот момент тоже чудо. Реальность отсутствует, в тумане. Вы как будто смотрите фильм первый раз, или живете в какой-то другой жизни, или придумайте еще какой-нибудь способ проваливаться в сказку, свои образы, ощущения, чтобы не повторять эти конкретные опыты.

  • Прекрасно рождение сказки здесь и сейчас. Тогда вы сами зачарованы той непредсказуемостью, неизвестностью, которая передается детям и примагничивает их внимание к событиям, не дает им никуда отвлечься.

Не беспокойтесь: если вы вначале правильно определили стержень сказки, то она сама вас приведет в нужное место. Отдайтесь ей. Не нужно напрягаться и выдумывать. Сказка, словно река, притечет сама. Если же вы себе еще не настолько доверяете, то тогда придумайте сказку заранее. Но когда будете читать или рассказывать, войдите в состояние неизведанной книги, непредсказуемости, ожидание чего-то таинственного, и вы увидите, как незаметно для вас появятся не задуманные заранее детали, сначала мелкие, потом целые события, новые описания, герой и вы постепенно оторветесь от плана и будете парить в мире сказок.

Именно по причине этой непредсказуемости и неповторимости такие сказки трудно записывать, передавать. Они рождаются только один раз.

Но все же попробуем.

 

* * *

 

Далеко-далеко в горах почти под облаками жили-были горные пастухи со своими семьями. Они вели кочевой образ жизни, перегоняя свои стада овец и баранов с пастбища на пастбище, со склона на склон, с перевала на перевал. Всего несколько раз в год спускались они в ближайшие поселения, чтобы обменять своих животных на необходимые продукты и товары. В основном же они питались свежим воздухом, травами, всем, что можно сделать из овечьего молока и мяса. Это были суровые спокойные люди. Жили они все дружно и тихо, понимая друг друга с полуслова, с полувзгляда. Мощь, красота, великолепие и в тоже время спокойствие окружавших гор будто заколдовывала их, превращала их в часть себя, в сердцах этих людей не оставалось места для ссор, недовольства, раздражения. Даже дети и те играли спокойно и величественно, скромно.

Самому старшему из пастухов быдло более ста лет. Никто не знал точно. В его глазах светилась древность и мудрость. Было ощущение, что он все знает, все понимает, все чувствует в этом огромном мире. Спокойное течение их жизни не прерывалось многие многие годы.

Однажды в одной из семей пастухов родился мальчик, который был с первого дня очень крикливым. Он все время орал не своим голосом. Родители не могли понять, что ему нужно, вроде здоров, сыт, чист. А он все равно кричит, как только кто-то из членов его семьи отходит от него. Обратились эти люди к старику и услышали в ответ:

— Трудно вам придется, этот ребенок требует к себе все ваше внимание, внимание всей семьи, и если бы он мог заполучить внимание всех людей Земли, он был бы очень доволен и все равно кричал.

Мальчик рос и с каждым днем доставлял все больше беспокойства уже не только своим близким, но и всем и всему вокруг. Звучали бесконечные крики, капризы, истерики и, казалось, ничто не могло это изменить. Но время шло. Он рос и был похож на инфекцию, которая внедрилась в чистую среду и стала заражать ее. Постепенно шум, беспокойство, раздражение стали то тут то там вспыхивать в играх других детей, начался разлад по мелочам между взрослыми, возникли ссоры, негодование. Воздух над этими людьми напрягся и сгустился, казалось, что горы стали гудеть сильнее, природа помрачнела.

С годами мальчик понял, что ему перестают уделять внимание как маленькому, а ему хотелось быть центром и он начал притягивать к себе внимание сверстников хвастовством. С утра до вечера он рассказывал ребятам, какой он сильный, смелый, ловкий, находчивый, какой у него папа — самый-самый пастух, какая мама самая красивая и терпеливая и еще приплетал всякую всячину и небылицы, которых впомине никогда не было. Со временем дети поняли, что он половину врет, половину выдумывает, а то, что есть на самом деле раздувает в десять раз и выставляет с петушиной важностью, и потихоньку отошли от него, перестали его слушать и слышать. Но как ни странно, у него остался один друг. Это был спокойный, скромный, даже слегка застенчивый мальчик, который лишнего слова не скажет. Однако его тело, его спина, плечи, руки дышали силой и веренностью. Он молча терпеливо выслушивал все концерты своего друга, чуть улыбался и продолжал смотреть прямо вперед, как бы ожидая каких-то событий в их жизни.

Изменения не заставили себя ждать. Пришла беда. На их пастбища повадились охотится невероятных размеров птицы. Они были устрашающе черны и огромны, с ярко красными клювами и глазами. Казалось, что стая этих птиц закрывает все небо. В горах непрекращаемым стоном стояло эхо от блеющих животных, предчувствующих свою смерть.

Люди обратились к старейшине. Старик закрыл глаза. Он просидел не шелохнувшись три дня и три ночи. Когда он их открыл, все члены этой пастушьей семьи были готовы выполнить все, что он скажет. Это было их последней надеждой. Старик рассказал, что беда к ним пришла из-за шума и беспокойства, которые внесла их жизнь в природное равновесие и что избавить их от несчастья может только человек, послуживший источником того шума. Все безнадежно опустили глаза, и руки бессильно болтались вдоль их туловищ. Мальчик, о котором шла речь, громко рассмеялся и сказал своим хвастливым голосом:

— А чего вы надулись. Я готов. Подумаешь?! Чего надо делать. Я все могу.

Все переглянулись и вновь потупили взгляд в землю. Старик продолжил о том, что еще оставшихся в живых животных нужно окропить жидкостью, сделанной из помета и шерсти после линьки подземных грызунов, добраться до которых можно только через колодец в дальнем ущелье. ‘Птицы не переносят запах этих существ и мы будем спасены. Но путешествие это опасное. В вашем распоряжении трое суток’, — сказал он.

Наступила тишина.

— Я пойду с тобой, — раздался спокойный и твердый голос друга.

Старик положил ему свою теплую и крепкую руку на плечо:

‘Проводить ты его можешь только до колодца, спускаться он должен сам.

Запомни это. Он — причина. Если он не изменится, то нам не поможет ничего. Уйдет эта беда, придет другая. Удачи вам, и нигде не останавливайтесь — времени в обрез’. И ребята отправились в путь.

Сначала рот у хвастуна не закрывался. Очень быстро к нему пришла усталость, слабость, ему захотелось полежать, отдохнуть. Но друг не давал, все поторапливал, пошевеливал, подбадривал, напоминал о словах старика и несчастье, которое ждет всех, и судьбе людей, зависящих только от него одного. От усталости у мальчика уже не шевелился язык и очень плохо слушались ноги. И, о чудо, наконец, он замолчал, замолчал от бессилия. От грозной тишины, стоявшей вокруг, он пришел в ужас. Он увидел, насколько слаб. К нему пришел страх, который сменил раздутую важность и неведение. Друзья пробирались по узким ущельям и отвесным скалам, через горные речки и сыпучие склоны. Все это время они молчали. И с каждым часом мальчик чувствовал прилив внутренних сил и спокойствия. С каждым шагом он становился все увереннее и тише. В его ушах звенели горы и звучал почему-то голос старика: ‘Вся сила утекает в болтовню и ненужные разговоры — в твое хвастовство. Молчи и ты наполнишься силой вновь. Ома накопится в тебе, в твоем сердце. Молчи.’

Когда ребята добрались к колодцу, они выполнили все предписанные стариком ритуалы с просьбой и извинениями к этим существам за вторжение на их территорию, взяли необходимое для них количество — ни больше ни меньше, поблагодарили всех обитателей колодца и ущелья и также тихо покинули эти места. Вернулись в лагерь они еще до рассвета третьей ночи. Никто не сказал. Все были в, ожидании. Мальчик молча и спокойно подошел к старику и отдал узелок, наполненный всем необходимым. Лицо старика просияло. Готовить варево было не нужно. Все уже произошло, все случилось. Главное было не в этом.

 

Уважаемые читатели, попробуйте сделать анализ этой сказки: обработка каких моментов в ней произошла? И еще раз напоминаем, что заранее задумана она не была, записана по ходу. Было принято намерение, стержень, а сказка случилась.

Удачи вам!

Истчоник: lib.hsgm.ru

Детские Капризы?

Всё о детях
Детские Капризы?



8Детский плач, детские капризы — особенно если часты — серьезное испытание родительских нервов и терпения. Труднопереносимы, правда?
Стоп… Давайте остановимся как раз на том, что они труднопереносимы, Тут есть о чем подумать.
Понаблюдайте-ка внимательно за вашей собственной реакцией на плач. Даже если не очень громкий — раздражает удивительно сильно. Порасспросите других и убедитесь, что та же самая странность — реакция очень обостренная. Несоразмерная самому событию, несоразмерная «шумовому эффекту» плача. На улице, например, обращали внимание? — наше ухо удивительно четко выхватывает плач из хаоса звуков. Многие шумы почти не слышим, хоть достаточно громки. Плач — всегда. Тут у нас явно есть некая избирательность.
А как тяжко выдерживать плач длительно. Пытка, мука для большинства. Сколько раз слышал от женщин, что просто не переносят детского плача, Мужчины, правда, поспокойнее относятся, но интересно заметить, реакция у них бывает иной направленности. У женщин — стремление идти к ребенку, что-то предпринять, чтобы перестал кричать. У многих мужчин — унести ноги подальше, чтобы избавиться от раздражителя. А вместе с тем ко всяким иным шумам мы приспосабливаемся лучше. Даже куда больший шум, например работа какого-то устройства, не выводит так из себя. Днями, годами работают люди на производстве, где всяческие грохоты и лязги ни в какое сравнение не идут с шумом от ребенка. И так привыкают, что не замечают. Глохнут постепенно, до того силен грохот, а не замечают, если говорить о реакции нервной системы. А представьте себе, если бы днями пришлось им работать среди детского плача. Не оглохли бы — за это можно ручаться. Но с ума бы сошли наверняка. Бьет по нервам он очень сильно — вот в чем дело. И в этом заложен смысл, над которым стоит поразмышлять.
Почему бьет? Потому что он есть сигнал тревоги для человеческого существа. Сигнал, подаваемый малышом. И именно как таковой воспринимается нами — сознательно, а чаще бессознательно. Вот почему мы так чутко выхватываем его из какофонии звуков. Реагирующие на плач возбужденно, «сходящие с ума» — хотят ли они приблизиться к ребенку или удалиться от него — не изведены шумом. Они скорее — бессознательно же — стремятся сбросить с себя нервное напряжение, естественно возникающее, когда доносится этот сигнал: «мне плохо, помогите, помогите же».
Да, наша возбужденная реакция — это приказ натуры. Приказ откликнуться, помочь. Чисто биологический мотив, тут, вероятно, работает. И преодолеть, нейтрализовать давление приказа можно двумя способами. Первый, органичный, — действительно помочь. Не случалось замечать, какое облегчение чувствуете, когда приходите на помощь ребенку и удается успокоить (своего, чужого — безразлично)? Сразу приятно и легко становится.
Но есть и иной способ избавиться от давления приказа. Плохой, но тоже употребительный. Это настроить себя против призыва о помощи, точнее против призывающего, и на этом основании ничего не сделать. Отсюда наши столь нередкие порывы возмущения плачем. Возмущение — «обоснование» отказа помочь. Вообще-то тут распространеннейший трюк, который выкидывает наша психика. Вот, скажем, виноваты вы перед человеком. Как приглушить в себе неприятные переживания, чувство вины, «муки совести», как некогда говорили? Конечно, лучше всего чем-то загладить вину. Но ведь что очень часто делаем? Вместо этого непроизвольно начинаем настраиваться против него. Самим непонятно отчего, но он нас начинает раздражать и возмущать. Все больше питаем к нему неприязнь. И, придумав таким образом его «плохой образ», освобождаем себя от чувства вины. От потребности что-то предпринять для урегулирования отношений. Ведь, в самом деле, чего ощущать вину перед плохим человеком? Не стоит он того. Наша психика, стало быть, задействовала механизм нейтрализации совести. И со злостью на ребенка за плач, со стремлением сбежать от ревущего — та же история. Это тоже срабатывает механизм нейтрализации совести.
Правда, есть некоторое извинение для тех, кто «заводится» от плача. Хочу уточнить, что причина не всегда кроется в скрытом стремлении отделаться от потребности помочь. Иногда старшие впадают в пароксизм раздражения и потому, что ощущают себя загнанными в угол. В самом деле, пытались успокоить — ничего не вышло. Природа наделила мать обязанностью больше возиться с малышом и соответственно снабдила ее большей терпеливостью. Отцу такого обеспечения досталось меньше, и оттого он чаще взрывается. Мама, само собой, тоже взорваться может, еще как. Но до крайностей менее способна дойти. Я наверняка знаю несколько случаев — сами мужчины рассказывали, — когда взбешенный папа бросал грудничка в кровать и убегал из дома. По-моему, мать на это почти не способна.
Впрочем, попозже, когда грудничок превращается в ходящего, бегающего, разговаривающего малыша, мама нередко тоже доходит до крайностей. Видимо, инстинкт «сбережения» ребенка от травмы смолкает. Теперь можно безопасно отшлепать.
Но дело не только в безопасности. Когда ребенку становится три, четыре, пять лет, у родителей постепенно складывается убеждение, что ребенок уже достаточно взрослый, хорошо соображает, во многих своих действиях дает полный отчет, и потому с него и спрашивать надо жестче, и наказывать суровее, если чего не делает. Ибо уже понимает, «что такое хорошо, что такое плохо», и когда ведет себя не так, то вполне сознательно. За что и заслуживает сурового обращения. Вот примерно та логика, которая высвобождает родителей от первоначальной сугубой бережности, осторожности в отношении малыша.
Она же ведет к появлению настоящего предубеждения против него — того предубеждения, которое обозначается понятием «каприз». Вот это слово, когда употребляется в отношении детей, я научился ненавидеть от всей души. Оно закрепляет в нашем сознании ложную, несправедливую оценку детского поведения. Клевету на детей.

У детей вообще не бывает капризов. Вот в чем дело.

Не согласны? Давайте в очередной раз займемся самоанализом. Покопаемся в самих себе, вместо того чтобы выносить приговоры в адрес детей. Что такое каприз? Какой смысл мы вкладываем в это слово? Примерно такой: это требование, желание человека, которое, как он отлично сознает, невыполнимо, пустяшно, ненужно, «не по делу», но на котором из упрямства, «просто так» он тем не менее настаивает. Вот приблизительно суть каприза. И естественно, что по отношению к капризничающему человеку мы в какой-то мере имеем право быть раздраженными. Он же великолепно понимает, что досаждает нам, то есть практически нарочно все вытворяет; чтобы затруднить нам жизнь. Все основания есть у нас вести себя по отношению к нему резко.
Именно этот смысл понятия «каприз» мы имеем в виду, когда обвиняем малых детей. Очень удобное для нас понятие, которое автоматически снимает всю вину за сложившуюся ситуацию с нас и возлагает ее на ребенка. Стоит сказать «капризничает» — и уже решена проблема, что делать. Надо наказывать, надо противодействовать. В лучшем случае — игнорировать. Я думаю, потому слово «капризничать» в таком частом ходу, что оно страшно облегчает положение старших. Волшебное слово, ей богу. Только не добрым волшебником выдуманное.
Можно ли предположить у детей в возрасте до пяти — да хоть и десяти — лет подобное стремление изводить других заведомо? Сознательно дразнить? Ну, может быть, бывают такие отдельные случаи — я не сталкивался ни разу, — но в девяноста девяти случаях из ста нет и нет. В том-то и дело, что ребенок всегда серьезен в своих требованиях, хотениях и нехотениях. Это мы, с нашей колокольни глядя, видим, насколько они подчас пустяшны или неисполнимы. Но он-то ничего такого не видит! Это то самое беззаконное и нелепое вкладывание в него нашего, взрослого понимания ситуации, о котором уже говорилось.
Итак, не бывает капризов у детей. И просто поразительно, до какой степени многие из нас упорно находятся под гипнозом этого понятия. Я вовсе не хочу сказать, что мало по-настоящему чутких мам и пап. Их много: отказывающихся видеть во многих эпизодах детского упрямства, детского плача капризы. Не испытывающих никакого желания наказывать за это детей. Но вот чтобы обобщить собственное «эмпирическое» отношение — такое происходит редко.
И еще одно обстоятельство следует учитывать, когда задумываемся о причинах детских слез. А также о причинах этой столь раздражающей нас настырности детей в своих желаниях. Их неотвязности по пустякам (разумеется, с нашей точки зрения, пустякам) и соответственно стойкости капризов. Знаете, что мы тут с вами упускаем? Разницу между нами и детьми в силе желаний. Ребенок тут от нас с вами очень существенно отличается. Дети все хотят сильно. Необузданно сильно. Так, как мы редко когда хотим. Так, как мы разучились хотеть. Лишь очень немногие из нас каким-то образом удержали в себе способность хотеть по-детски — всем своим существом. И трудно сказать, к лучшему ли, что удержали. Потому что наша взрослая жизнь хоть иногда и вознаграждает за мощь желаний, но частенько и суровейше карает за нее же. Не случайно у большинства из нас вытренирована способность желать не очень сильно. С оглядкой. С готовностью перенести невыполнение желания относительно спокойно. Мы вообще научились ставить крест на многих наших стремлениях, пусть и самых для нас соблазнительных. Да, как-то упускаем мы из виду тот путь, который проделываем по части понижения силы желаний, по мере того, как все дальше уходит от нас молодой возраст. Забываем про эту эволюцию. А вот тут ее вспомнить совершенно необходимо. Потому что дети желают всей душой, и невыполнение желаний воспринимается ими куда острее, чем нами. Вот отсюда и «слезы по пустякам». Отсюда и капризы. Желай мы как дети, как желали сами когда-то, тоже ревели бы в три ручья.
Но опять же, вопрос возникает — что делать? Из сказанного выше вытекает, что вообще, видимо, ничего не надо делать? Раз ребенок плачет оправданно, упрямится оправданно, стало быть, трогать его нельзя? Ну и что тогда? Он ревет, он чего-то неистово не хочет, чего-то неистово хочет, а вы должны при этом просто присутствовать? Делать-то что?
Как выводить его из этого состояния?
Прежде всего — рассуждение, потом практический совет. Рассуждение такого рода: есть у нас педагогическая область то ли запущенная, то ли почему-то мало попадающая в центр внимания. Очень много у нас пишут, размышляют о том, что в отношении детей хорошо, что плохо, какие цели должны быть, какие нет. Куда меньше — о родительской «технике». Родители должны быть оснащены настоящим набором приемов, помогающих выходить из всяческих затруднений в общении с детьми. Очень важно быть «технически» подготовленным. Я, например, когда мои дочки были маленькими, отчаянно нуждался в такой технологии. Понимал отлично, что есть, должен быть какой-то прием, помогающий вот сейчас уговорить, разубедить, доказать ребенку, да каков он? Оперативно его не выдумаешь, тем более когда находишься в «заведенном» состоянии. Думаю, что масса родителей ощущает эту свою невооруженность, беспомощность. Тут наука педагогика должна бы нам помочь больше, чем помогает. Но пока такой помощи нет или ее мало, хотелось бы посоветовать папам и мамам — имейте в виду, что следует придумывать эти приемы. Нарабатывать в себе запас методов, которые пригодятся в тех или иных ситуациях. Все мы — или почти все — это стихийно делаем. Но именно стихийно, от случая к случаю. А надо обратить это в систему, сознательно и планомерно копя в себе технологию общения. Родитель, даже преисполненный самых лучших намерений, даже любящий своего ребенка больше всего на свете и готовый ради него на все, может мало дать полезного ребенку, может не наладить с ним хорошего контакта, если не владеет этой самой техникой общения.
Так вот один прием, выработанный мной. Собственно, его не я и вырабатывал, он известен всему миру и применяется миллионами людей. Но нередко примитивно, и потому дает малую отдачу. Просто надо его изобретательнее, «хитрее» использовать, тогда станет эффективным.
Прием — отвлечение внимания. Переключение внимания. Ребенок обладает способностью переключать внимание без остатка, быстро забывая о том, что интересовало его еще пять минут назад. Эта его способность — просто подарок судьбы для старших. Пользоваться ею можно неограниченно и с отличными результатами. А между тем у многих пап и мам он не в чести. Не признается за действенное средство. И все из-за неумелого использования. Ну, допустим, плачет дитя, потому что пришлось вернуть чужую игрушку, которая понравилась. И вот, стараясь его успокоить, мама, папа, бабушка говорят такое: «а вон, смотри, какая девочка», «а вон, смотри, какой мальчик», «а вон, гляди, какая машина едет». И тому подобные варианты этой же идеи. Идея-то, конечно, хорошая — чтобы он туда воззрился, заинтересовался и позабыл про причину огорчения. Но что за исполнение! Ребенок хоть и мал, но его детского ума вполне достаточно, чтобы сообразить, в чем суть простенького маневра. Суть, естественно, в том, чтобы отвлечь внимание. Он отлично раскусывает, каков замысел, видит в нем «нечестную игру», попытку хитростью заставить его позабыть, и естественно, сопротивляется такому подвоху. Сколько раз присутствовал при спектакле «вон, какой мальчик» и неизменно слышал, что рев малыша только удваивался. Закономерная реакция на обман. Закономерная обида. Заревел с еще большей силой — и тут фантазия старших исчерпывается. Не будучи в состоянии снабдить прием более интересной режиссурой, они принимаются искать какие-то еще методы и частенько заканчивают все тем же взрывом раздражения.
Здесь тот случай, когда родители просто не на уровне детей. Именно так. Отвлечение требует более углубленной разработки и, если хотите, доли психологической фантазии. Первое правило — не начинайте отвлечение с ребенка. Начинайте с себя. Вам надо замаскировать тот факт, что вы отвлекаете его. Потому что стоит ему догадаться — он тут же сообразит, для чего вы это предпринимаете. Стало быть, не «вон девочка какая», а сами приковываетесь к чему-то, вроде бы совершенно забывая о ребенке. Приковываетесь и начинаете вслух сами с собой разговаривать, тоже тоном показывая, что именно сами с собой, а не для ребенка. Ну что-нибудь типа: «смотри-ка как интересно. Какая тут штуковина оказалась. Что я неожиданно нашел. Какой зверек там сидит». И т. д. и т. п. Второе правило — стараться надо, чтобы предмет отвлечения того заслуживал. Чтобы это были не осточертевшие «девочка» или «мальчик», а что-то действительно неожиданное. Когда мои дети были в том возрасте, что проблема отвлечения стояла остро, брал с собой на прогулку «отвлекающий запас» — бижутерийное колечко, коробок спичек с какой-то гайкой внутри, шарик, красивый карандаш. Скажем, начинается слезливое настырничанье — извлекаю колечко из кармана и поглощенно разглядываю. Разглядываю и сам себе удивленно говорю: «Ну и колечко. Точно помню — выходил из дому, камешек был синий. Теперь красный. Подождите минутку, девочки, позвоню по автомату маме — синий был или красный?» Иду в будку, имитирую разговор — «действительно был синий». Имитирую полную изумленность и прошу одну ревущую: «Ну-ка, Наташа, положи на минутку в карман, потом вытащи — может, опять синим станет? Может, это из-за кармана?» Сквозь слезы нехотя кладет. Вытащили — опять красный. «Чудеса. Пойду опять звонить». Звоню. «Мама говорит, что я, наверное, потерял ее колечко. Ну и будет мне дома. Девочки, вы помните дорогу, какой шли? Давайте пойдем, будем смотреть. Может, в самом деле на земле валяется?» Неохотно бредут и постепенно отвлекаются. Начинают искать. Цель достигнута.
Правда, один раз получил урок, недооценив зоркости детей по части таких вот розыгрышей. Слишком поверив, что умею отвлекать внимание, повторил вторично один и тот же розыгрыш с тем же предметом (кусок смолы в спичечной коробке) и с тем же сюжетом (дескать, куда-то выполз жук, который был вместе со смолой). И хотя «расстояние» между розыгрышами было месяца в три, оказалось, что дети отлично запомнили первый случай, мгновенно распознали мою уловку, поняли смысл, и все сорвалось. Мало того, что не получилось, потом стало сложнее отвлекать. Требовалась какая-то особо тщательная режиссура, чтобы вышло. В общем, усложнил себе жизнь самонадеянностью.
Что еще можно предпринять в борьбе с детским плачем?
А не вызывать его — только и всего. Ведь мы же часто сами толкаем детей к плачу, к капризам. Собственной неразумностью, бессмысленностью требований к нему. Честное слово, да половина случаев детского рева — это наша прямая заслуга. Есть в нас рефлекс запретительства. Запрещаем направо и налево, не думая, нужно или нет. У иных старших просто зуд какой-то — они видят свою важную воспитательную функцию в том, чтобы почаще сказать ребенку «нельзя», «не трогай», «не делай», «не ходи». У них, очевидно, такое представление, что тем самым они приносят малышу огромную пользу, наставляя его на путь истинный, уча уму-разуму. На самом деле тут педагогическая дикость, и ничего более. Плевать ребенок хотел на все эти занудливые, необоснованные (в его глазах) «не ходи», «не трогай». Ничему он не обучается, в лучшем случае игнорирует, в худшем раздражается. Хочу привести пример такого рефлексивного, неумного запретительства, которое наблюдал многократно. Сидит взрослый с ребенком на коленях в метро. Малышу неудобно и неинтересно сидеть. Хочет походить по вагону. Начинается борьба. «Нельзя, видишь все сидят спокойно, один ты егозишь» (ну и что, что он один егозит? Другим не хочется ходить, ему хочется). Дальше аргумент посильнее: «вагон дернется, упадешь», опять не действует аргумент — ребенка не запугаешь падением, он падает постоянно). Борьба продолжается, нередко завершаясь плачем малыша. Чего ради все это? Хочет походить — дайте ему походить. Он что — в прорубь лезть собирается, что ли? Боитесь, упадет? Но, во-первых, малыши часто падают и так устроены, что для них это проходит почти без последствий. Во-вторых, если уж так боитесь, пройдите с ним. Так нет, надо отказывать до рева, а потом с праведным негодованием выговаривать: «больше с тобой в метро не поеду. Не умеешь себя вести».
Еще что помогает в борьбе с плачем? Еще надо знать, как не следует противоборствовать. Это, наверное, так же важно, как знать правильные приемы. Есть целая обойма никуда не годных средств воздействия, которые между тем широко применяются. Эффекта нет, эффект обратный, а применяются. Полагаю, опять-таки из-за привычки: слышали, что кто-то так пытался урезонить, и, не рассуждая много, следуем примеру.

Прием этот связан с пристыживанием за плач. Вот уж действительно никуда не годная техника. Не знаю, может быть, другие видели, но я лично ни разу не наблюдал, чтобы этот прием помогал (знаете, эти: «ты уже большой», «на тебя смотрят», «как не стыдно», «никто не плачет, ты один плачешь», «люди скажут: такой хороший мальчик, а рева»). Наоборот, видел, как плач усиливался. И думаю, вполне оправданно. Почему? Потому что скорее всего только так этот метод должен действовать. Понимаем ли мы, что когда стыдим плачущего, то только добавляем к переживанию? Ему и так несладко, коли плачет, а вы еще сообщаете, что на него смотрят с укором, что ему надо стыдиться. И после этого ожидаете, что ему полегчает? Что утешится и успокоится? Да ведь это примерно то же самое, как если б врач стал лечить вашу головную боль тем, что добавил бы боль в ноге. Лучше бы себя почувствовали? Малыш успокоения от вас ждет, а вы под видом успокоения сыплете соль на его раны. Сочувствие или отвлечение — вот что требуется. И уж совсем отвратительно, когда у родителей не находится ничего, кроме угроз наказания за плач. Это вообще поразительная реакция. За что наказывать-то? За что грозить, шлепать, дергать? Естественно, что после такой «терапии» плач неизменно становится громче. Ребенок же ждет от вас утешения. И усиление плача вызывается не болью от удара, а скорее чувством горькой обиды, что от старшего исходит не сочувствие, а враждебность. Ребенок сразу ощущает себя совершенно одиноким, покинутым в этом мире. Не к кому прислониться в горе, раз мама или папа против тебя. Даже взрослый чувствует себя плохо, когда накатывает на него ощущение, что не к кому прислониться, — а уж ребенок-то!
Отчего эта жестокость? Возможно, родители стыдятся плачущего ребенка, когда это происходит на людях. Дескать, обращает на себя всеобщее внимание, мешает другим своим шумом — надо любыми средствами поскорее унять. И хватаются за самое крайнее средство, которым при иных обстоятельствах не стали бы пользоваться. Предполагаю так, потому что сам ощущал на себе неприятное давление стыда за детей, когда плакали на людях. Отлично чувствовал этот нутряной импульс поскорее их угомонить. И как он побуждает злиться и нервничать, тоже мне знакомо. И не хочешь быть жестоким, а становишься. Против воли, вопреки обычному поведению. Но все же бороться с этим ощущением надо. Тем более если вдуматься, то оно ложно. Это больше самовнушение, чем правильная оценка реакции окружающих. Во-первых, женщины из числа окружающих, слыша плач, скорее не возмущаются, а сочувствуют. И жалеют детей. На то они и женщины. Стало быть, у вас уже есть союзники. Мужчины, может быть, раздражаются (кое-кто и нет), но все-таки чаще всего открыто высказывать это не будут. И потому, что тоже понимают ситуацию, и потому, что есть у них такое мужское: «мы выше этих писков» (хотя дома-то они отнюдь не выше). Ну а если уж попадется в толпе ворчун или ворчунья, со спокойной совестью их игнорируйте. Не любят они детей или не умеют любить. И нечего с ними считаться. Ведь им должно быть стыдно за свое поведение, а не вам за вашу ситуацию.

Источник http://garmoniya.info

Оскар и Розовая дама

Всё о детях
Оскар и Розовая дама


oskar__roz_woman

Посвящается Даниель Дарье

Дорогой Бог,
меня зовут Оскар, мне десять лет, я поджигал кошку, собаку, дом (думаю, 
что при этом золотые рыбки поджарились), и пишу я тебе в первый раз, потому
что раньше времени не было — из-за школы. Сразу же предупреждаю: сам я
писать терпеть не могу. Только если заставят! Потому что ненавижу все эти
закорючки, фестончики, росчерки и прочее. Лживые улыбочки и приукрашивание.
Писать — это взрослые штучки.
Чем докажу? Да хотя бы началом собственного письма: «Меня зовут Оскар,
мне десять лет, я поджигал кошку, собаку, дом (думаю, что при этом золотые
рыбки поджарились), и пишу я тебе в первый раз, потому что раньше времени не
было — из-за школы»… А мог бы написать: «Меня зовут Лысый, на вид мне лет
семь, живу я в больнице, потому что у меня рак, а не писал тебе, потому что
не подозревал о твоем существовании». Но если бы я так написал, это
произвело бы плохое впечатление, и ты бы не стал мною заниматься. А мне
нужно, чтобы занимался. Меня бы вполне устроило, если бы ты нашел время
оказать мне пару-тройку услуг. Сейчас объясню.
Больница моя — классное место. Вокруг — куча взрослых, все — в
отличном настроении и громко говорят; куча игрушек, розовых дам, которые
развлекают детей, а также ровесников типа Эйнштейна, Попкорна или Копченого
сала. Короче, если ты здешний больной, тут вполне можно словить свой кайф.
Но у меня с кайфом больше не получается. После пересадки костного мозга с
удовольствиями стало плоховато. Когда доктор Дюссельдорф приходит утром с
обходом и не может прослушать у меня сердце, он страшно мною недоволен.
Молча смотрит так, будто я провинился. Хотя я очень старался во время
операции; хорошо себя вел, спокойно дал себя усыпить, мне было больно, но я
не кричал, и все лекарства принимал послушно. Бывают дни, когда мне хочется
на него наорать, высказать ему прямо, что, возможно, это именно он, доктор
Дюссельдорф, вместе с его черными бровями запорол операцию. Но вид у него
такой несчастный, что обвинения застревают в горле. И чем дольше помалкивает
опечаленный доктор Дюссельдорф, тем глубже чувствую я свою вину. Мне стало
ясно: я — плохой больной, потому что мешаю уверовать в то, что медицина —
это здорово. Наверное, мысли у врачей — заразные. И теперь весь этаж —
сестры, практиканты и нянечки — все смотрят на меня с таким же выражением,
как и он. У них печальный вид, когда у меня хорошее настроение; они смеются
через силу, когда я острю. По правде говоря, никто уже здесь и не шутит, как
прежде. Не изменилась только Розовая мама. По-моему, она просто слишком
старая, чтобы меняться. И еще — слишком Розовая она дама. Я тебя, Господи,
с ней не знакомлю, потому что наверняка она — твоя хорошая подружка,
поскольку именно она сказала, чтобы я тебе написал. Проблема только в том,
что один я называю ее Розовой мамой. И тебе придется сделать усилие, чтобы
понять, о ком именно я говорю. Так вот, из всех дам в розовых халатах,
которые специально приходят в больницу — проводить время с больными детьми,
она — самая древняя.
— Сколько же вам стукнуло, Розовая мама?
— А сумеешь ты запомнить число из тринадцати цифр, дружочек мой,
Оскар?
— Вы шутите!
— Нет. Не надо, чтобы здесь знали мой возраст, а то прогонят, и мы
больше не увидимся.
— Почему?
— Я здесь незаконно. Существуют определенные возрастные границы для
розовых дам. И я их давно нарушила.
— Ваш срок истек?
—Да.
— Как у йогурта?
— Тсс…
— Ладно! Я никому не скажу!
— Вот с такой отчаянной смелостью она доверила мне свою тайну. Но во
мне она может не сомневаться. Я буду молчать, хотя мне и странно думать, что
при виде морщин, которые, как солнечные лучи, окружают ее глаза, кто-то
может ошибиться в ее возрасте. В другой раз я узнал еще одну ее тайну, и она
уж точно поможет тебе, Господи, распознать мою Розовую маму. Гуляем мы
как-то в больничном саду, и она вляпывается в грязь.
— Блин!
— Мадам, это нехорошее слово.
— А ты, мальчишка, не встревай, я говорю, как хочу.
— О!
— И пошевеливайся! У нас ведь прогулка, а не черепашьи бега.
Когда мы с ней присели, чтобы закусить конфеткой, я ее спросил:— Как
могло случиться, что вы употребляете подобные слова?
— Издержки профессии, дружочек мой, Оскар. В моем ремесле я бы не
выжила, если бы выражалась слишком уж деликатно.
— И какая же была у вас профессия?
— Ты не поверишь…
— Клянусь, что поверю…
— Вольноамериканская борьба.
— Не может быть!
— Кетчистка я, говорят же тебе. Меня даже прозвали Лангедокская
потрошительница. Позднее, когда меня одолевали мрачные мысли, а она была
уверена, что никто нас не подслушивает, Розовая мама рассказала мне о своих
важнейших матчах: Лангедокская потрошительница против Лимузинской
колбасницы. Или о своем двадцатилетнем соперничестве с Дьяволицей Синклер,
голландкой, у которой, вместо грудей — два снаряда. И в особенности — о
кубке мира, где она сражалась с Улла-Улла по прозвищу «Бухенвальдская сука»,
которую никто прежде не сумел одолеть. Не удалось это даже Стальным ляжкам,
идеалу моей Розовой мамы, когда она была кетчисткой. Я этими сражениями
просто грезил, воображая, как на ринге моя подружка в нынешнем ее виде
— маленькая, старенькая, в розовом халате, с дрожащими руками —
колошматит одну за другой великанш в спортивных майках. Я видел себя на ее
месте. Я становился сильнее. Я чувствовал себя отомщенным. Итак, если со
всеми этими подсказками ты, Господи, не сумеешь вычислить Розовую маму,
значит, тебе пора на пенсию, и ты больше не годишься для своей роли. Мне
кажется, я был предельно ясен? Возвращаюсь к своим делам.
Повторяю, моя пересадка многих здесь расстроила. Химия тоже не
обрадовала, но тогда была надежда на пересадку, и все выглядело не так
безнадежно. Теперь же у меня впечатление, что лекарям просто нечего
предложить, хотя они меня и жалеют. У доктора Дюссельдорфа, которого мама
считает красавцем, а по мне — так он слишком уж бровастый, у него такое
несчастное выражение лица, будто он Дед Мороз, у которого не хватило на всех
подарков. Атмосфера уже не такая хорошая. Мы говорили об этом с моим
приятелем Копченое сало. На самом деле его зовут Ив, но мы его прозвали
Копченое сало, это больше ему подходит, потому что ему сильно досталось от
огня.
— Сдается мне, Копченое сало, что врачам я перестал нравиться, у них
от меня портится настроение.
— О чем ты, Лысый! Врачи несокрушимы, и их всегда одолевают желания,
как бы где чего прооперировать. По моим подсчетам, мне они предлагали
операции, по крайней мере, шесть раз.
— Может, ты вызываешь у них вдохновение.
— Надо думать.
— Но почему бы им просто не сказать, что я скоро умру?
И тут Копченое сало повел себя точно так, как все в больнице: он оглох.
Стоит в больнице произнести слово «смерть», как все перестают тебя слышать.
Будь уверен, в ухе у собеседника тотчас возникнет воздушная пробка, и он
переведет разговор на другую тему. Я уже на всех это проверил. Кроме Розовой
мамы.
В то утро я хотел убедиться, станет ли и она тугоухой
после моего вопроса.
— Розовая мама, мне кажется, никто не хочет мне сказать, что я скоро
умру.
Она глядит на меня. Будет ли ее реакция, как у других? Прошу тебя,
Лангедокская потрошительница, держи ушки на макушке, не глохни!
— А зачем тебе, Оскар, это говорить, если ты и сам все знаешь? Уф,
услышала!
— Розовая мама, мне кажется, что они придумали другую больницу, вместо
той, что существует в реальности. Они ведут себя так, будто в больницу
приходят только выздоравливать. Но ведь на самом деле здесь и умирают.
— Ты прав, Оскар. Думаю, то же заблуждение касается и жизни. Мы
забываем, что она эфемерна, непрочна, бренна. И притворяемся бессмертными.
— Мне сделали неудачную операцию? Розовая мама не ответила. Это был ее
способ ответить утвердительно. Убедившись, что я понял, она подошла и
спросила умоляющим голосом:
— Я ведь ничего тебе не сказала? Ты не проговоришься?
— Ни за что!
Немного помолчали: как раз время переварить новые мысли.
— А не написать ли тебе Господу, Оскар?
— Ах, нет, только не вы, Розовая мама!
— Что не я?
— Не вы! Я думал, что хотя бы вы не лжете.
— Но я и не лгу.
— Тогда почему вы мне говорите о Боге? Меня однажды уже разыграли с
Дедом Морозом. Этого достаточно!
— Оскар, Бог и Дед Мороз — совершенно разные вещи.
— Да нет, одно и то же. Задуривают мозги и все такое!
— Как ты считаешь, могу ли я, бывшая кетчистка, из ста шестидесяти
пяти боев сто шестьдесят побед, из которых сорок три — нокаутом, могу ли я,
Лангедокская потрошительница, хоть на секунду поверить в Деда Мороза?
— Нет.
— Так вот, в Деда Мороза я не верю, а в Бога верую. Само собой, такие
ее слова все переменили.
— А зачем мне писать Богу?
— Тебе бы не было так одиноко.
— Не так одиноко с кем-то, кого не существует?
— Так пусть он для тебя существует! Она наклонилась ко мне.
— Каждый раз, когда ты в него поверишь, он станет существовать чуть
больше. А если будешь верить упорно, он заживет в полную силу. И тогда
сделает тебе добро.
— А что же мне ему написать?
— Поведай ему свои мысли. Те, которые ты не высказываешь вслух, то
есть те, которые тебя тяготят, преследуют, беспокоят, сковывают, занимают
место свежих идей и разлагают тебя изнутри. Если ты их не выскажешь,
рискуешь сделаться вонючей помойкой старых мыслей.
— Согласен.— И, кроме того, у Господа ты можешь что-то попросить.
Что-нибудь одно каждый день. Не более одного!
— Слабоват ваш Бог, Розовая мама. У Аладдина с его волшебной лампой
было право загадать три желания.
— Одно желание в день — это лучше, чем три за всю жизнь. Согласен?
— Согласен. Значит, я могу у него попросить все, что угодно? Конфеты,
игрушки, машину…
— Нет, Оскар. Господь — не Дед Мороз. Ты можешь попросить только вещи
духовные.
— Например?
— Попросить мужества, терпения, просветления.
— Ладно, я понял.
— Ты также можешь подсказать ему, чтобы он и другим оказал милость.
— С одним-то желанием в день! Не говорите глупостей, Мадам, сначала я
использую его для себя! Вот. Итак, Господи, по случаю первого письма я
немного показал тебе, какую жизнь веду здесь, в больнице, где меня считают
теперь препятствием на пути развития медицины, и хотел бы попросить у тебя
просветления насчет того, выздоровлю ли я. Ответь только да или нет? Не так
уж и сложно. Да или нет. Просто вычеркни ненужное слово.
До завтра, целую, Оскар Р.З. Не знаю твоего адреса. Что будем делать?
Дорогой Бог, ну, ты силен! Дал мне ответ, не дожидаясь даже, пока я
отправлю письмо. Как тебе это удается?
Сегодня утром в зале для отдыха я играл в шахматы с Эйнштейном, и вдруг
является Попкорн и говорит:
— Твои родители пришли.
— Мои родители? Не может быть. Они только по воскресеньям приходят.
— Я видел их машину — красный джип с белым верхом.
— Не может быть.
Я пожал плечами и продолжал игру с Эйнштейном. Но поскольку внимание
мое было отвлечено, Эйнштейн стибрил у меня все мои фигуры, отчего я
занервничал еще больше. Эйнштейном его зовут не потому, что он умнее других,
а потому что у него голова в два раза больше. Вроде бы от водянки. Жалко.
Если бы это было от мозгов, Эйнштейн мог бы совершить великие дела. Увидев,
что проигрываю, я бросил игру и пошел за Попкорном в его комнату, которая
выходит на автомобильную стоянку. Он был прав: мои родители действительно
приехали. Надо сказать тебе, Господи, что мы с родителями живем далеко.
Раньше, когда я там просто жил, мне так не казалось. Теперь же, когда я там
больше не живу, я считаю, что это далеко. Вот почему родители могут навещать
меня лишь раз в неделю, в воскресенье, когда они оба не работают, ну и я
тоже.
— Видишь, я был прав, — сказал Попкорн. Сколько дашь мне за то, что я
тебя предупредил?
— У меня есть шоколадки с орехами.
— А клубники Тагада больше нет?
— Нет.
— Согласен на шоколад.
Конечно, я не имел права снабжать Попкорна едой, учитывая, что он
лечится от ожирения. В девять лет он весит девяносто восемь кило, и при
росте метр десять он и в ширину тоже метр десять! Единственная одежда, в
которую он может войти целиком, это спортивная форма для игры в американское
поло. Она еще в полоску, от которой рябит так, что начинается морская
болезнь. Честно говоря, поскольку ни я, ни мои приятели — мы не верим, что
он сможет похудеть, а есть он хочет так сильно, что его становится жалко, мы
всегда отдаем ему оставшиеся продукты. Это ведь такая малость — плитка
шоколада по сравнению с горой его жира! Может, мы и не правы, но только
медсестры тоже перестают пичкать его слабительным. Я пошел в свою комнату —
ждать родителей. Вначале я не замечал времени, потому что нужно было
отдышаться, но после сообразил, что они уже тысячу раз могли бы успеть до
меня дойти. И вдруг до меня дошло, где они могли быть. Выйдя в коридор и
убедившись, что меня никто не видит, я спустился по лестнице и в полумраке
дошагал до кабинета доктора Дюссельдорфа.
Так и есть! Они были там. Из-за двери слышались их голоса. Спуск по
лестнице меня утомил, и понадобилось время, чтобы сердце мое вернулось на
свое место. Это промедление все испортило: я услышал то, чего не должен был
слышать. Мать моя рыдала, доктор Дюссельдорф повторял: «Мы сделали все, что
могли, поверьте, мы сделали все», на что отец отвечал сдавленным голосом: «Я
верю, доктор, я в этом не сомневаюсь».
Я так и прирос к металлической двери ухом. Уж и не знаю, что было
холоднее: металл или я. Затем доктор Дюссельдорф спросил:
— Хотите с ним повидаться?
— Я не чувствую в себе никаких сил, — ответила моя мать.
— Не следует ему видеть нас в таком состоянии, — добавил отец.
И тогда я понял, что мои родители — жалкие трусы. И что еще хуже: они
и меня держат за труса! Поскольку послышался шум двигающихся в кабинете
стульев, я понял, что сейчас они выйдут, и открыл первую подвернувшуюся
дверь. Вот так я оказался в стенном шкафу, где хранились щетки и швабры, и
где я провел остаток утреннего времени, поскольку стенные шкафы (ты,
Господи, возможно не в курсе?) открываются снаружи, а не изнутри, будто
кто-то опасается, что ночью щетки, ведра и половые тряпки могут удрать! Так
или иначе, я оставался в полной темноте и взаперти совершенно спокойно,
потому что никого не хотелось видеть, и еще потому, что руки и ноги не
слишком-то меня слушались после пережитого шока, то есть, после того, что
мне пришлось услыхать. Ближе к полудню я почувствовал какое-то сильное
оживление выше этажом. Слышались шаги, беготня. Потом отовсюду стали
доноситься крики:
— Оскар! Оскар!
Мне нравилось слышать, как меня зовут, и не отвечать. Хотелось досадить
всем на свете.
Потом я, наверное, немного поспал, после чего послышалось шарканье
галош мадам Н’да, нашей уборщицы. Она открыла дверь, и тут уж мы оба
по-настоящему напугались: она — потому что не ожидала меня здесь увидеть, а
я — потому что совершенно забыл, что она такая черная и что она может так
сильно кричать. Затем случилась настоящая куча мала: они явились все — и
доктор Дюссельдорф, и старшая сестра, и дежурные сестры, и нянечки. Вместо
того, чтобы меня отругать, как я того ожидал, они вели себя, как виноватые,
и я понял, что нужно немедленно воспользоваться этой ситуацией.
— Я хочу видеть Розовую даму.
— Да куда же ты подевался, Оскар? Ты в порядке?
— Я хочу видеть Розовую даму.
— Как ты оказался в стенном шкафу? За кем-то шел? Что-то услыхал?
— Я хочу видеть Розовую даму.
— Выпей стакан воды.
— Нет, хочу Розовую даму.
— Скушай кусочек…
— Нет. Я хочу видеть Розовую даму. Гранитный утес. Прибрежная скала.
Бетонная плита. Ничем не прошибешь. Я даже и не слушал, что мне говорят. Я
хотел видеть мою Розовую маму. Доктору Дюссельдорфу было очень неудобно
перед сотрудниками, что он не имеет на меня никакого вли-яния. Кончилось
тем, что он не выдержал:
— Пусть пойдут за этой дамой!
Тогда я согласился передохнуть и поспал немного в своей комнате.
Когда я проснулся, Розовая мама была здесь. Она улыбалась.
— Браво, Оскар, ты добился своего. Влепил им знатную пощечину. Но в
результате мне начали завидовать.
— Плевать.
— Это славные люди, Оскар. Очень славные.
— Мне наплевать.
— Что случилось?
— Доктор Дюссельдорф сказал моим родителям, что
я умру, и они сбежали. Я их ненавижу.
И я все подробно ей рассказал, вот как тебе, Господи.
— Эге, — сказала Розовая мама, — это напоминает мне мой матч в
Бетюне против Сары Юп ля Бум, кет-чистки, которая натиралась маслом и
выступала почти обнаженной. Ее прозвали угрем ринга, она буквально
выскальзывала из рук, когда ее пытались ухватить. Выступала она
исключительно в Бетюне, где каждый год завоевывала кубок этого города.
Однако я тоже хотела выиграть кубок Бетюна!
— И что же вы сделали, Розовая мама?
— Когда она появилась на ринге, мои друзья набросали на нее муки. Мука
с маслом дала чудесную корочку. В три подхода и в два движения я послала на
ковер Сару Юп ля Бум. И с тех пор ее уже не называли угрем ринга, она стала
треской в панировке.
— Простите меня, мадам, но я не вижу связи.
— А я вижу ее отлично. Всегда есть решение, Оскар, всегда где-то лежит
мешок с мукой. Ты должен написать Господу. Он сильнее меня.
— Даже в кетче?
— Да, даже в кетче. Бог знает свое дело. Попытайся, малыш. Что тебя
расстроило больше всего?
— Я ненавижу своих родителей.
— Так продолжай пуще прежнего.
— Вы ли мне это говорите, Розовая мама?
— Да. Пусть твоя ненависть станет еще сильней. Она будет, как кость
для собаки. Когда ты перестанешь ее грызть, то увидишь, что в этом не было
никакого смысла. Расскажи обо всем Господу и попроси в своем письме, чтобы
он нанес тебе визит.
— Он способен передвигаться?
— На свой лад. Не часто. Даже очень редко.
— Почему? Он тоже болен?
И здесь, по вздоху Розовой мамы я понял: она не хотела сознаться, что
ты, Господи, тоже в скверном состоянии.
— Твои родители, Оскар, никогда не говорили тебе о Боге?
— Забудем о моих родителях. Они — придурки.
— Разумеется. Но они никогда не говорили с тобой о Боге?
— Говорили один раз. Но только, чтобы сказать, что больше в него не
верят. Они-то верят как раз в Деда Мороза.
— Неужели они придурки до такой степени?
— Представьте себе! Когда однажды, придя из школы, я заявил, что пора
прекратить молоть ерунду, потому что, как и все мои друзья, я знаю, что
никакого Деда Мороза нет, они как будто с Луны свалились. Поскольку меня
бесила перспектива выглядеть кретином в глазах моих одноклассников, они
поклялись, что вовсе не собирались меня обманывать и совершенно искренне
верили сами в существование Деда Мороза. Теперь же они страшно огорчены, так
и сказали — страшно огорчены, узнав, что на самом деле его нет! Два старых
придурка, говорю я вам, Розовая мама.
— Стало быть, в Бога они не веруют?
— Нет.
— И это никак тебя не заинтересовало?
— Если я начну интересоваться тем, что думают идиоты, у меня не
останется времени на мысли умных людей.
— Ты прав. Но, исходя из того, что, по твоему мнению, родители —
идиоты…
— Настоящие идиоты, мадам!
— Так вот, если они заблуждаются и не веруют, почему бы тебе как раз и
не уверовать, и не попросить его о визите?
— Ладно. Но разве вы не сказали мне, что он хворает?
— Нет. Дело в том, что у него — свой способ наносить визиты. Он
явится тебе в твоих мыслях. В твоем сознании.
Это мне понравилось. Просто здорово. А Розовая мама добавила:
— Ты увидишь: его посещения приносят большую пользу.
— О’кей, я с ним поговорю. Пока что посещения, которые приносят мне
самую большую пользу, — это
ваши.
Розовая мама улыбнулась и почти застенчиво наклонилась ко мне —
поцеловать в щечку. Однако
сделать это не осмеливалась и взглядом умоляла о разрешении.
— Валяйте. Целуйте. Я никому не скажу. Не стану портить вашу репутацию
бывшей кетчистки. Губы ее коснулись моей щеки, и мне было приятно, тепло и
щекотно, и пахло пудрой и мылом.
— Когда вы опять придете?
— Я имею право приходить только два раза в неделю.
— Так нельзя, Розовая мама! Я не собираюсь ждать целых три дня!
— Такие уж тут правила.
— А кто устанавливает правила?
— Доктор Дюссельдорф.
— Доктор Дюссельдорф при виде меня готов обделаться от страха. Идите,
попросите у него разрешения, мадам. Я не шучу. Она посмотрела на меня в
нерешительности.
— Я не шучу. Если вы не станете приходить ко мне каждый день, я Богу
писать не буду.
— Попробую.
Розовая мама ушла, и я стал плакать. Раньше я не осознавал, насколько
мне нужна помощь. Не понимал, насколько тяжело болен. При мысли, что не
увижу Розовую маму, я начинал все это понимать, и слезы текли сами собой,
обжигая мне щеки. К счастью, я сумел взять себя в руки до того, как она
вернулась.
— Все улажено: я получила разрешение. В течение двенадцати дней я могу
приходить к тебе ежедневно.
— Ко мне и только ко мне?
— К тебе и только к тебе, Оскар. Двенадцать дней. И тут я не знаю, что
со мной произошло, но слезы потекли снова, я не мог сдержать рыданий. Притом
что прекрасно знаю: мальчики не должны плакать. Особенно я при моем лысом
черепе, из-за которого я не похож ни на мальчика, ни на девочку. Разве что
на марсианина. Но ничего не поделаешь: остановиться я не мог.
— Двенадцать дней? Значит, дела так плохи, Розовая мама?
Она тоже чуть не плакала. Еле сдерживалась. Бывшая кетчистка мешала
бывшей девочке дать себе
волю. Смотреть было интересно, и я чуть-чуть отвлекся.
— Какое сегодня число, Оскар?
— Ну и ну! Вы что не видите на календаре? Сегодня у нас 19 декабря.
— У меня на родине, Оскар, существует легенда, по которой по
двенадцати последним дням года можно определить погоду на грядущие
двенадцать месяцев. Чтобы иметь картину каждого месяца, достаточно
пронаблюдать за одним из двенадцати дней. 19 декабря представляет собой
месяц январь, 20-е — февраль и так далее, до 31 декабря, соответствующего
будущему декабрю.
— Неужели правда?
— Это легенда. Легенда о двенадцати пророческих днях. Мне бы хотелось,
чтобы мы с тобой в это сыграли. То есть, скорее ты. Начиная с сегодняшнего
дня, ты будешь наблюдать за каждым днем, представив себе, что один день идет
за десять лет.
— За десять лет?
— Да. Один день — десять лет.
— Значит, через двенадцать дней мне будет сто тридцать лет!
— Да. Представляешь?
Розовая мама поцеловала меня — она вошла во вкус этого дела, я
чувствую — потом она ушла.
Так вот, Господи, я родился сегодня утром и не сразу это осознал. Яснее
стало к полудню: в пятилетнем возрасте сознания прибавилось, но только вести
не были благими. Сегодня вечером мне десять лет, разумный возраст. Пользуюсь
этим, чтобы попросить одну вещь: когда у тебя будут для меня новости, как
сегодня в полдень, сообщи их как-нибудь помягче, не так прямолинейно.
Спасибо.
До завтра, целую, Оскар
Р.S. Хочу попросить еще одну штуку. Знаю, что имею право только на одно
желание в день, но предыдущее мое желание было скорее не желанием, а просто
советом.
Я бы согласился на короткий визит. Мысленный. По-моему, это здорово.
Очень хочу, чтобы ты его нанес. У меня рабочие часы с восьми утра до девяти
вечера. В остальное время я сплю. Иногда случается вздремнуть и днем —
из-за лечения. Но если даже я буду спать, смело буди меня. Глупо было бы
пропустить встречу из-за какой-то минуты несовпадения. Ты согласен?

Дорогой Бог,
сегодня время моего отрочества, и все не так гладко. Вот так штука! У
меня большие сложности — с приятелями, с родителями — и все из-за девочек.
Я рад, что вечером, когда мне стукнет двадцать, я смогу вздохнуть с
облегчением, потому что худшее будет позади. За половую зрелость — спасибо!
Но и покончим с этим.
Прежде всего, обращаю твое внимание, Господи, на то, что ты не явился.
Я сегодня почти не спал из-за этих самых проблем с половым созреванием и,
следовательно, никак не мог тебя пропустить. И потом, еще раз повторяю: если
я и вздремну, буди меня. Когда я проснулся, Розовая мама была уже здесь. За
завтраком она рассказывала мне о поединке с Королевской титькой, кетчисткой
из Бельгии, которая пожирала по три килограмма сырого мяса в день, запивая
его целой бочкой пива. Вроде бы вся сила Королевской титьки крылась в ее
дыхании, смрадном по причине забродившего от пива сырого мяса: стоило ей
только дыхнуть, и противник самоходом отправлялся в партер. Чтобы ее
одолеть, Розовой маме пришлось выработать новую тактику: надеть пропитанную
лавандой шлем-маску и назваться Палачом из Карпантра. Как она всегда
говорит, кетч требует не только развитых мускулов, но и хороших мозгов.
— Кто тебе нравится, Оскар?
— Здесь, в больнице?
—Да.
— Копченое сало, Эйнштейн, Попкорн.
— А из девочек?
Этот вопрос меня озадачил. Мне не хотелось на него отвечать. Но Розовая
мама ждала ответа, а с кетчисткой международного класса долго придуриваться
не дело.
— Пегги Блю.
Пегги Блю — это голубая девочка. Она живет в предпоследней комнате по
коридору. Она очень славно улыбается, но почти ничего не говорит. Будто фея
на минуточку залетела в больницу. У нее какая-то сложная болезнь, проблемы с
кровью, которая не доходит до легких, и в результате кожа приобретает
голубоватый оттенок. Она ждет операции, чтобы кожа снова стала розовой. А
мне-то кажется, что в голубом цвете она такая красивая, эта Пегги Блю.
Вокруг нее словно облако света и тишины. Подходишь к ней — как в церковь
входишь.
— Ты сказал ей об этом?
— Я не такой дурак, чтобы ни с того ни с сего вдруг ляпнуть: «Пегги
Блю, ты мне нравишься».
— А почему бы и нет?
— Я не уверен даже, знает ли она о моем существовании.
— Это тоже повод.
— Вы видели, какая у меня голова? Если бы она любила инопланетян, —
другое дело, но не думаю.
— А мне ты кажешься очень красивым, Оскар. Этим Розовая мама чуть-чуть
притормозила наш разговор. Такие вещи приятно слышать, они тешат самолюбие,
но непонятно, что на это можно ответить.
— Я не собираюсь соблазнять ее своей внешностью.
— А что ты к ней чувствуешь?
— Мне хочется защитить ее от призраков.
— Что? Здесь водятся призраки?
— Да. Каждую ночь. Уж и не знаю зачем, но они нас будят. Щиплются, и
это больно. Их не видно, и это страшно. А потом трудно снова заснуть.
— А у тебя эти призраки часто бывают?
— Нет, у меня сон крепкий. Но Пегги Блю — я слышу, как она кричит по
ночам. Мне бы хотелось ее защитить.
— Скажи ей об этом.
— В общем-то, я вряд ли смог бы ее защитить, потому что ночью мы не
должны выходить из своих комнат. Такие тут правила.
— Разве призракам правила известны? Нет. Конечно же, нет. Так схитри:
если они услышат, как ты говоришь Пегги Блю, что будешь охранять ее от них,
они не осмелятся больше сюда явиться.
— Но я… но я…
— Тебе сколько лет, Оскар?
— Уж и не знаю. Который час?
— Десять часов. Тебе скоро пятнадцать. Не кажется ли тебе, что пора бы
стать смелее в своих чувствах? В половине одиннадцатого я решился и дошел до
комнаты, дверь которой была открыта.
— Пегги, привет, это Оскар.
Она лежала на своей кровати и была похожа на Белоснежку в ожидании
принца, когда все эти мерзкие гномы считают ее мертвой, на Белоснежку, как
на фотографиях снега, когда снег кажется не белым, а голубым. Она
повернулась ко мне, и я спросил себя, принимает она меня за принца или за
одного из гномов. Сам-то я склонился бы к гному по причине моего лысого
черепа, но она ничего не сказала, и именно это было замечательно в Пегги
Блю: они никогда ничего не говорила, и все сохраняло таинственность.
— Я пришел тебе сказать, что, начиная с сегодняшнего вечера и во все
следующие вечера, я, если ты захочешь, буду стоять на страже у твоей двери,
чтобы защитить тебя от призраков. Она взглянула на меня, и ресницы ее
дрогнули. Было впечатление, как при замедленной съемке, что воздух сделался
более воздушным, а молчание более молчаливым, что я двигаюсь в воде, и что
все меняется, когда приближаешься к ее постели, озаренной светом, идущим
неизвестно откуда.
— Постой, постой, Лысый: Пегги буду охранять я! В проеме двери
появился Попкорн, вернее, он заполнил собой проем двери. Я вздрогнул.
Конечно, его охрана будет надежнее: ни одному призраку в дверь уже не
протиснуться. Попкорн подмигнул Пегги.
— Эй, Пегги! Мы ведь с тобой друзья, правда? Пегги смотрела в потолок.
Попкорн принял это за знак согласия и вытолкнул меня из комнаты.
— Если тебе нужна девочка, возьми Сандрину. Тут охота запрещена.
— По какому праву?
— По праву первенства: я пришел раньше. Если ты недоволен, будем
драться.
— В результате я очень доволен.
Я немного устал и пошел посидеть в зале для игр. Сандрина оказалась как
раз там. Как и у меня, у нее — лейкемия, но ей лечение как будто помогает.
Ее прозвали Китаянкой из-за черного парика с блестящими прямыми волосами и
челкой. Она смотрит на меня и раздувает шар из жевательной резинки.
— Можешь меня поцеловать, если хочешь.
— Зачем? Мало тебе жвачки?
— Тупица, ты, небось, и не умеешь. Спорим, что ни разу не пробовал.
— Ну, ты меня рассмешила. В пятнадцать лет ни разу не пробовать!
Ошибаешься, смею тебя уверить.
— Тебе пятнадцать лет? — удивилась она. Я сверился с часами.
— Да, уже исполнилось.
— Я всегда мечтала, чтобы меня поцеловал взрослый, пятнадцатилетний
мальчик.
— Конечно, заманчиво, — отвечаю я. И тут она делает немыслимую
гримасу, вытянув губы вперед (представляете присоску, расплющенную на
стекле?), и я понимаю, что она ждет поцелуя. Обернувшись, я увидел, что все
мои приятели за нами наблюдают. Все пути к отступлению отрезаны. Надо быть
мужчиной. Час пробил. Я подхожу и целую ее. Она цепляется за меня руками, я
никак не могу вырваться, рот совершенно мокрый, и вдруг, без всякого
предупреждения она влепила мне свою жвачку. От неожиданности проглатываю ее
целиком. Я в ярости. Как раз в этот момент кто-то похлопал меня по спине.
Беда никогда не приходит одна: родители. Было воскресенье, я совсем забыл!
— Познакомишь нас со своей подружкой, Оскар?
— Она мне не подружка.
— Но все же ты можешь нам ее представить?
— Сандрина. Мои родители. Сандрина.
— Очень рада с вами познакомиться, говорит Китаянка медоточивым
голосом. Я бы мог ее удавить.
— Хочешь, чтобы Сандрина пошла с нами к тебе в комнату?
— Нет, Сандрина останется здесь. Вернувшись к себе в комнату, я понял,
что устал, и немного вздремнул. Все равно мне не хотелось с ними
разговаривать. Когда проснулся, они, конечно, стали дарить мне подарки. С
тех пор, как я в больнице, родителям беседы со мною — в тягость, поэтому
они приносят мне подарки, и все послеобеденное загубленное время уходит на
чтение правил игры и способов употребления. Отец мой неутомим в чтении
всякого рода пояснений: даже если они написаны по-турецки или по-японски,
его не смутишь, он обращается к схемам и чертежам. Он чемпион мира по
испорченным воскресеньям. Сегодня он принес проигрыватель. И тут, даже если
бы мне этого и хотелось, я не смог ничего возразить.
— Вы вчера не приходили?
— Вчера? С чего ты взял? Мы можем только в воскресенье. Почему ты
спрашиваешь?
— Вашу машину видели на стоянке.
— На свете не один красный джип. Одинаковых машин много.
— Ну да! Как не родные. Какая жалость! И тут я их сделал. Взял
проигрыватель и прямо при них два раза подряд прослушал пластинку
«Щелкунчика» целиком. Два часа они не смогли промолвить ни слова. Так им и
надо.
— Тебе нравится?
— Еще бы! Так и клонит в сон.
Они поняли, что пора уходить. Они явно были не в своей тарелке. Никак
не могли решиться. Я чувствовал, что они что-то хотят сказать, но у них не
получается. Мне нравилось наблюдать, как они мучаются, они тоже.
Потом моя мать бросилась ко мне, с силой прижала меня к себе, слишком
сильно, и произнесла безумным голосом:
— Оскар, маленький мой, я тебя люблю, я так сильно тебя люблю.
Мне хотелось вырваться, но в последний момент я решил не
сопротивляться, вспомнил прежние времена, когда ласки были простыми и
нежными, и она говорила, что любит меня, без этой тоски в голосе. После
этого мне нужно было немного поспать. Розовая мама — чемпион побудки. Она
всегда на линии ожидания как раз в тот момент, когда я открываю глаза. И
всегда улыбается.
— Ну, что твои родители?
— Ничего, как обычно. Впрочем, они подарили мне «Щелкунчика».
— «Щелкунчика»? Любопытно. У меня была подружка, которую так прозвали.
Супер-чемпионка. Она ломала шеи своим противникам, зажимая их между ляжками.
А Пегги Блю, ты был у нее?
— Не надо больше об этом. Она обручена с Попкорном.
— Она сама тебе сказала?
— Нет, он сказал.
— Вранье!
— Не думаю. Уверен, что он ей нравится больше, чем я. Он сильнее,
внушает доверие.
— Вранье, говорю я тебе! Я на ринге выглядела, как мышка, а побеждала
кетчисток, похожих на китов или гиппопотамов. Взять хотя бы Плюм Пуддинг,
ирландку, сто пятьдесят кило натощак и в трусиках, еще до ее рекорда
Гиннеса. У нее предплечье было с мое бедро, бицепсы — как окорока, ноги —
руками не обхватишь. Никакой талии, ухватить совершенно не за что.
Непобедимая!
— Как же вам удалось?
— Если не за что ухватиться, значит, оно круглое и катится. Я
заставила ее побегать, чтобы она выбилась из сил, потом положила на лопатки.
Плум Пуддинг! Понадобилась лебедка, чтобы ее поставить на ноги. У тебя,
малыш мой Оскар, легкая кость и не слишком много мяса — что правда, то
правда. Но чтобы понравиться, мяса и костей недостаточно, нужны достоинства
души, а у тебя их множество.
— У меня?
— Пойди к Пегги Блю и расскажи ей, что у тебя на сердце.
— Я немного устал.
— Устал? Сколько тебе лет в настоящее время? Восемнадцать? В
восемнадцать лет не устают.
Моя Розовая мама так умеет сказать, что вы просто заражаетесь энергией.
Наступила ночь, звуки в темноте сделались более отчетливыми, линолеум в
коридоре отражал свет луны.
Я вошел к Пегги и протянул ей мой проигрыватель.
— На, послушай «Вальс снежинок». Это так красиво,
что вспоминаешь тебя.
Пегги прослушала «Вальс снежинок». Она улыбалась так, как будто вальс
был ее старым другом и нашептывал ей на ушко что-то интересное.
Она вернула мне проигрыватель и сказала:
— Очень красиво.
Это были первые ее слова. Правда, потрясающе для первых слов?
— Пегги Блю, я хотел тебе сказать: не хочу, чтобы тебя оперировали. Ты
очень красивая как есть. Тебе идет голубой цвет.
Я отлично видел, что ей нравятся мои слова. Я сказал не для того, но
было ясно, что ей нравится.
— Я хочу, чтобы именно ты, Оскар, защищал меня от призраков.
— Положись на меня, Пегги.
Я был страшно горд. В конечном итоге я одержал победу!
— Поцелуй меня.
У них, у девчонок, это просто коронный номер — поцелуй, не могут без
этого обойтись. Но, в отличие от Китаянки, Пегги не была такой порочной, она
просто подставила мне щеку, и, правду сказать, от этого поцелуя меня самого
в жар бросило.
— Спокойной ночи, Пегги.
— Спокойной ночи, Оскар.
Вот таким, Господи, был мой день. Я понял, почему отрочество называют
переходным возрастом. Тяжелая пора. Но после двадцати все налаживается.
Итак, посылаю тебе просьбу этого дня: мне бы хотелось, чтобы мы с Пегги
поженились. Не уверен, что женитьбы относится к области духовного, то есть,
находится в твоем ведении. Выполняешь ли ты желания такого рода — в духе
брачного агентства? Если это не в твоей компетенции, дай мне знать
побыстрее, чтобы я мог обратиться к свахе. Не хотелось бы тебя торопить, но
вынужден напомнить, что времени у меня совсем немного. Так вот: женитьба
Оскара и Пегги Блю. Да или нет. Посмотри, можешь ли это сделать, мне бы
очень хотелось.
До завтра, целую Оскар
Р.S. На самом деле, какой же у тебя адрес?

Дорогой Бог!
Свершилось, мы поженились. Сегодня 21 декабря, я разменял третий
десяток, и я женат. Что касается детей, то мы с Пегги пока это отложили.
Думаю, что она еще не готова.
Все произошло прошлой ночью. В час ночи я услыхал, что Пегги Блю
стонет. Я просто подскочил на кровати. Призраки! Они терзают Пегги Блю,
которую я обещал охранять. Она решит теперь, что я просто болтун, перестанет
со мной разговаривать и будет права.
Я встал и двинулся в сторону стонов. Дойдя до комнаты Пегги, я увидел,
что она сидит в постели. Мой приход ее удивил. Должно быть, и у меня вид был
удивленный: она сидела прямо против меня, смотрела на меня, рот ее был
закрыт, но я продолжал слышать крики.
Тогда я дошел до следующей двери и понял, что стонет Копченое сало. Он
прямо корчился в своей кровати от ожогов. На мгновение мне стало стыдно: я
снова вспомнил день, когда поджег дом, кошку, собаку и даже поджарил золотых
рыбок — впрочем, они скорее сварились. Я подумал о том, что им пришлось
пережить, и сказал себе, что в конце концов лучше было бы все оставить как
есть, чем постоянно терзаться воспоминаниями и ожогами, как вот теперь
терзается Копченое сало, несмотря на мази и пересадки кожи. Копченое сало
скорчился и перестал стонать. Я вернулся к Пегги Блю.
— Значит, это не ты стонала, Пегги? Я-то считал, что по ночам кричишь
именно ты.
— А я думала, что ты.
Больше мы не возвращались к тому, что было, и о чем каждый себе
говорил. Оказалось, что мы давно уже думали друг о друге. Пегги Блю еще
больше поголубела, что означало: она стесняется.
— Что ты теперь намерен делать, Оскар?
— А ты, Пегги?
С ума сойти, сколько у нас было общего — те же мысли, те же вопросы.
— Хочешь поспать вместе со мной? Немыслимые создания, эти девчонки.
Чтобы произнести подобную фразу, я бы потратил часы, недели, месяцы,
прокручивая ее в голове. А она выдала ее так естественно, так просто.
— О’кей.
И я лег рядом с ней. Было тесновато, но мы провели чудесную ночь. Пегги
пахла орехами, и кожа у нее была такая нежная, как у меня на тыльной стороне
руки, но только у нее — повсюду. Мы долго спали, видели сны, мы прижались
друг к другу, и каждый рассказал всю свою жизнь.
Правда, утром, когда мадам Гоммет, старшая сиделка, обнаружила нас
вместе, это был тот еще спектакль, настоящая опера. Она начала вопить,
ночная сиделка тоже начала вопить, они орали сначала друг на друга, потом на
Пегги, потом на меня, двери хлопали, они приглашали других в свидетели,
называли нас «несчастненькими», хотя, на самом деле, мы были счастливы, и
только приход Розовой мамы положил конец этому кошачьему концерту.
— Не пора ли оставить детей в покое? Вам что важнее — правила или
пациенты? Начхать мне на ваши
правила, можете ими подтереться. А теперь тихо. Можете рвать на себе
волосы в другом месте. Здесь не место для скандалов. Как всегда с Розовой
мамой, о возражениях не могло быть и речи. Она отвела меня в мою комнату, и
я немного поспал. Когда проснулся, мы смогли поговорить.
— Так значит, с Пегги у тебя все серьезно, Оскар?
— Супер, Розовая мама. Я совершенно счастлив. Этой ночью мы поженились
— Поженились?
— Да. Мы делали все, что делают мужчина и женщина, когда они женаты.
— Вот как?
— За кого вы меня принимаете? Я — кстати, который час? — разменял
третий десяток и теперь веду соответствующую жизнь, верно?
— Разумеется.
— И, знаете, разные там штучки, которые в молодости были мне противны,
— поцелуи, ласки, — так вот теперь мне это нравится. Просто удивительно,
как мы меняемся.
— Очень рада за тебя, Оскар. Хорошо растешь.
— Одна вещь пока не получается — поцелуй, когда языками
соприкасаешься. Пегги Блю боится, что от этого будут дети. А вы как думаете?
— Думаю, она права.
— В самом деле? Если целуешь в рот, могут появиться дети? Значит, они
будут у нас с Китаянкой.
— Успокойся, Оскар, шансов не так уж и много. Скорее, мало.
Вид у Розовой мамы был уверенный, и я немного успокоился, потому что
должен сказать тебе, Господи, тебе и только тебе, что один, а, может, и два,
и больше раз мы с Пегги Блю все же соприкоснулись языками. Я немного поспал.
Обедали мы вместе, Розовая мама и я, и мне стало получше.
— С ума сойти, как я устал сегодня утром.
— Это нормально. Между двадцатью и двадцатью пятью годами ночами не
спишь, вечно что-нибудь празднуешь, жизнь ведешь разгульную, силы не
экономишь. Приходится расплачиваться. Не повидаться ли нам с Господом?
— Наконец-то, у вас есть его адрес?
— Думаю, его можно найти в часовне. Розовая мама одела меня так, будто
мы собираемся на Северный полюс, взяла на руки и доставила в часовню,
которая находится в глубине больничного парка, над замершими лужайками.
Впрочем, незачем объяснять тебе, где она находится, поскольку ты и сам
знаешь, где твой дом. Я был потрясен, когда увидел твою статую, то есть
состояние, в котором ты находишься — почти голый, худой на своем кресте,
повсюду раны, кровь из-под венца с его шипами, и даже голова уже не держится
— склонилась к плечу. Тут я о себе подумал. И все во мне восстало. Если бы
я был Богом, как ты, я бы не позволил такого с собой сотворить.
— Розовая мама, положа руку на сердце, вы, бывшая кетчистка и великая
чемпионка, вы ведь не можете доверять такому!
— Почему же, Оскар? Разве больше доверия к Богу испытал бы ты, видя
культуриста с ухоженным телом, накаченными мышцами, масляной кожей, короткой
стрижкой и нарядными плавками?
— Но…
— Поразмысли, Оскар. К чему ты чувствуешь себя ближе? К Богу, который
ничего не испытывает, или к Богу, который страдает?
— Конечно, к тому, который страдает. Но если бы я был им, если бы я
был Богом и обладал его возможностями, я бы избежал страданий.
— Никто не может избежать страданий. Ни Бог, ни ты. Ни твои родители,
ни я.
— Ладно. Пусть так. Но почему надо страдать?
— Вот именно. Разные есть страдания. Вглядись хорошенько в его лицо.
Посмотри внимательно. Заметно по нему, что он страдает?
— Нет. Это странно. Но ему как будто и не больно.
— Видишь. Надо различать мучения физические и мучения моральные. И
если физические страдания мы испытываем, то страдания моральные мы сами себе
выбираем.
— Не понимаю.
— Если тебе в ступни или в ладони вбивают гвозди, ничего, кроме боли,
ты испытать не можешь. И ты ее испытываешь. Зато при мысли о смерти
испытывать боль совершенно не обязательно. Ты не знаешь, что это такое.
Значит, все зависит только от тебя.
— Знаете ли вы людей, которых радовала бы мысль о смерти?
— Да, я знаю таких людей. Такой была моя мать. На смертном своем ложе
она улыбалась от удовольствия, ей не терпелось, она спешила познать то, что
должно произойти. Возражать не хотелось. Поскольку мне интересно было узнать
продолжение, я помолчал какое-то время, раздумывая над тем, что она мне
говорила.
— Однако люди по большей части не любопытны. Они цепляются за то, что
имеют, как вошь — за ухо хозяина, побритого наголо. Возьмем, к примеру,
Плюм Пуддинг, мою ирландскую соперницу, сто пятьдесят кило натощак. Она
всегда говорила мне так: «Мне очень жаль, но я не умру, не согласна умереть,
и не договаривалась». Она ошибалась. Никто ведь и о вечной жизни с ней не
договаривался! Но она упорно в нее верила, бунтовала, отвергала мысль о
бренности, приходила в ярость, впадала в депрессию, похудела, бросила
профессию, вес ее снизился до тридцати пяти килограммов, она стала похожа на
обглоданную рыбину и буквально распалась на части. Видишь, она тоже
оказалась смертной, как и все люди, но только ей мысль о смерти испортила
жизнь.
— Плюм Пуддинг была дурочкой, Розовая мама.
— Круглой дурой. Но это весьма распространенный вариант.
Здесь я снова кивнул головой, потому что был вполне согласен.
— Люди боятся умирать, потому что им внушает страх неизвестность. Но
что такое неизвестность? Предлагаю тебе, Оскар, заменить страх доверием.
Вглядись в лицо Бога на кресте: он испытывает муки физические, но не
моральные, потому что верит. И сразу гвозди уже не так ужасны. Вот
преимущества веры. Я хотела тебе их продемонстрировать.
— О’кей, мадам, когда мне станет страшно, попробую заставить себя
поверить.
Она меня поцеловала. В итоге было неплохо в пустынной церкви наедине с
тобой, Господи: у тебя был такой умиротворенный вид. Вернувшись, я долго
спал. Спать хочется все чаще. Потребность какая-то. Проснувшись, я сказал
Розовой маме:
— На самом деле, неизвестности я не боюсь. Мне только жаль потерять
то, что я узнал.
— У меня точно так, как у тебя, Оскар. А не позвать ли нам Пегги Блю
на чашечку чаю? Пегги Блю пила с нами чай, они отлично поладили с Розовой
мамой, и мы жутко смеялись, когда Розовая мама рассказывала историю своей
битвы с сестрами Жиклет, тройняшками, которые пытались выдать себя за одно
лицо. После очередного раунда, одна из сестричек, измотав противника и
вдоволь напрыгавшись, покидала ринг под предлогом пойти пописать, пряталась
в туалете, а другая сестра, свеженькая, в отличной форме, являлась
продолжить бой. А потом и третья. Все считали, что есть только одна Жиклет,
неутомимая прыгунья. Розовая мама раскрыла тайну, заперла двух сестричек в
туалете, выбросив ключ в окно, и доконала оставшуюся. Такой хитроумный
спорт, этот кетч. Потом Розовая мама ушла.
Сиделки следят за нами с Пегги, как будто мы две взрывоопасные петарды.
Черт побери! Мне ведь уже тридцать. Пегги Блю поклялась, что нынешней ночью
сама ко мне придет, как только сможет; в ответ я поклялся, что на сей раз
обойдусь без языка. В самом деле, иметь детей — это еще не все, надо иметь
время их воспитать.
Вот так, Господи. Не знаю, чего попросить у тебя сегодня, потому что
день был очень хороший. Хотя знаю! Сделай так, чтобы завтрашняя операция
Пегги Блю прошла хорошо. Не так, как моя, если понимаешь, что я хочу
сказать.
До завтра, целую, Оскар
Р.S. Операция — вещь не из области духовного, и, возможно, не в твоей
компетенции. Тогда сделай так, чтобы Пегги Блю, каким бы ни был результат
операции, восприняла его хорошо. Полагаюсь на тебя.

Дорогой Бог,
сегодня Пегги Блю прооперировали. Я провел ужасных десять лет. Тридцать
лет — тяжелый возраст, возраст забот и ответственности. На самом деле,
Пегги не смогла прийти ко мне ночью, потому что мадам Дюкрю, ночная сиделка,
всю ночь провела у нее в комнате, чтобы подготовить ее к анастезии. Катал-ка
увезла ее в восемь утра. У меня сердце сжалось, когда я увидел, как ее
везут, такую маленькую и худенькую, что еле было видно под зелеными
простынями. Розовая мама держала меня за руку, чтобы я не так сильно
нервничал.
— Почему твой Бог, Розовая мама, допускает, чтобы на свет появлялись
такие, как мы с Пегги?
— Это к счастью, что допускает, малыш мой Оскар, без вас жизнь была бы
не так прекрасна.
— Нет. Вы не понимаете. Почему Бог позволяет, чтобы мы болели? Значит,
он или злой, или не такой уж всесильный.— Оскар, болезнь — это как смерть.
Данность. Не наказание.
— Сразу видно, что вы не болеете!
— Что ты об этом знаешь, Оскар? Это меня сразило. Я никогда не думал,
что Розовая мама, всегда такая приветливая, внимательная, может иметь свои
проблемы.
— Не следует ничего от меня скрывать, Розовая мама, скажите мне все.
Мне тридцать два года как минимум, у меня рак, жена в данный момент в
операционной, я в этом разбираюсь.
— Я тебя люблю, Оскар.
— Я тоже. Если у вас неприятности, чем я могу помочь? Хотите, я вас
усыновлю?
— Усыновишь меня?
— Ну да, я уже усыновил Бернара, когда увидел, что он хандрит.
— Бернара?
— Моего медвежонка. Он там, в шкафу. На полке. Это мой старый медведь,
у него уже ни глаз, ни рта, ни носа, опилки наполовину высыпались, и шрамы
повсюду. Он чуть-чуть на вас похож. Я усыновил его в тот вечер, когда мои
придурки-родители принесли мне нового медвежонка. Можно подумать, я
согласился бы на нового! Им остается теперь заменить и меня новеньким
братцем! С того момента я его усыновил. Ему, Бернару, я завещаю все свое
имущество. Я и вас хочу усыновить, если это вас приободрит.
— Да. Я хочу. Думаю, что меня это приободрит, Оскар.
— Тогда по рукам, Розовая мама. Потом мы пошли приготовить комнату
Пегги к ее возвращению, принесли шоколад, цветы поставили. Потом я уснул. С
ума сойти, сколько я теперь сплю. К концу дня Розовая мама разбудила меня,
говоря, что Пегги Блю вернулась, и что операция прошла удачно. Мы пошли к
ней вместе. Там были и ее родители. Не знаю, кто им сообщил, Пегги или
Розовая мама, но они как будто знали, кто я, обращались со мной уважительно,
посадили на стул между собой, и я мог дежурить у постели моей жены вместе с
тестем и тещей. Я был доволен, что Пегги по-прежнему голубоватого цвета.
Заходил доктор Дюссельдорф, потер себе брови и сказал, что через несколько
часов голубоватость пройдет. Я смотрел на мать Пегги, она не голубая, но все
же очень красивая, и я сказал себе, что в конце концов моя жена Пегги может
иметь тот цвет, который захочет. Я все равно буду ее любить. Пегги открыла
глаза, улыбнулась нам, мне и своим родителям, и снова заснула. Ее родители
успокоились, но им нужно было уходить.
— Доверяем тебе нашу дочку, — так они мне сказали. Мы знаем, что на
тебя можно положиться. Вместе с Розовой мамой я посидел, пока Пегги не
открыла глаза во второй раз, а потом пошел отдыхать в свою комнату.
Заканчивая свое письмо, отдаю себе отчет, что в результате день оказался
удачным. Семейный день. Я усыновил Розовую маму, у меня сложились теплые
отношения с тестем и тещей, жена вернулась ко мне в хорошем состоянии, пусть
даже она и порозовела к одиннадцати часам,
До завтра, целую, Оскар
Р.S. Сегодня никаких желаний. Тебе будет отдых.

Дорогой Бог,
сегодня мне между сорока и пятьюдесятью, и я делаю одни только
глупости.
Рассказываю быстро, потому что большего все это не заслуживает. Пегги
Блю поживает неплохо, но Китаянка, подосланная Попкорном, который меня
теперь не выносит, насплетничала Пегги, что я целовал ее в губы. Из-за этого
Пегги сказала мне, что между нами все кончено. Я возражал, говорил, что
Китаянка — это ошибка молодости, что все это было до Пегги, и что она не
может заставить меня платить за прошлое ценою всей моей жизни. Но она была
неумолима. Они с Китаянкой даже подружились, чтобы меня разозлить, и я
слышал, как они вместе хохотали. И тогда я позволил Бригитте, трехмесячной
собачке, которая ко всем ластится, и это нормально, потому что щенки всегда
ласковые, я позволил ей, когда она утром пришла ко мне в комнату
поздороваться, вылизать меня с ног до головы. Как же она была счастлива! Как
безумная! Как будто устроила хозяину настоящий праздник. Беда в том, что в
это время Эйнштейн оказался в коридоре. Может, в мозгу у него и вода, но с
глазами все в порядке. Он все видел и рассказал Пегги с Китаянкой. И теперь
весь этаж обзывает меня распутным гулякой, хотя я даже из комнаты не выхожу.
— Уж и не знаю, что на меня нашло, Розовая мама, с этой Бригиттой…
— Бес в ребро, Оскар. Мужчины все такие от сорока до пятидесяти, они
уверены в себе, они пытаются понять, могут ли нравиться другим женщинам,
кроме той, которую любят.
— Ладно, пусть я нормальный, как все, но, наверное, и дурак тоже, а?
— Ты — абсолютно нормальный.
— Что мне теперь делать?
— Ты кого любишь?
— Пегги и только Пегги.
— Так скажи ей об этом. Первый брак всегда очень хрупкий, легко
ломается, но надо биться за его сохранение, если он удачный.
Завтра Рождество, Господи. Никогда я не осознавал, что это день твоего
рождения. Сделай так, чтобы я помирился с Пегги, потому что, уж и не знаю,
по причине ли нашей ссоры, но мне сейчас страшно грустно, и никакой бодрости
духа не осталось.
До завтра, целую, Оскар
Р.S. Теперь, когда мы стали друзьями, скажи, что подарить тебе на твой
день рождения?

Дорогой Бог,
в восемь часов утра я сказал Пегги Блю, что люблю ее, никого, кроме
нее, не любил и не представляю своей жизни без нее. Она расплакалась,
призналась, что я причинил ей большое горе, потому что она тоже любит только
меня, да и никого другого ей бы найти не удалось, особенно теперь, когда она
порозовела. Потом, это любопытно, мы стали рыдать вместе, но это было так
приятно. Так классно жить в браке! Особенно после пятидесяти, когда позади
множество испытаний. Когда часы пробили десять, я по-настоящему осознал, что
нынче Рождество, что я не смогу остаться с Пегги, потому что сейчас к ней в
комнату явится ее семья — братья, дядья, племянники, кузены — , а мне
предстоит терпеть моих родителей. Что они подарят мне сегодня? Пазл из
восемнадцати тысяч частей? Книги на курдском языке? Очередную коробку со
способами употребления? Мой портрет тех времен, когда я был еще здоров? От
двух подобных кретинов с куриными мозгами всякой опасности можно ожидать, с
ними всего следует бояться, и ясно лишь одно: день мне предстоит дурацкий. Я
принял решение очень быстро: устроил себе побег. Кое-какой обмен: игрушки —
Эйнштейну, перину — Копченому салу, конфеты — Попкорну. Кое-какие
результаты наблюдений: Розовая мама перед уходом всегда заходит в
раздевалку. Кое-какие предположения: мои родители до двенадцати не приедут.
Все прошло гладко: в одиннадцать тридцать Розовая мама меня расцеловала,
пожелав счастливого Рождества с родителями, и спустилась в гардероб. Я
свистнул. Попкорн, Эйнштейн и Копченое сало быстро меня одели, подняли и
донесли до колымаги Розовой мамы, машины, сделанной явно до эпохи
автомобилей. Попкорн, чрезвычайно одаренный по части взламывания замков,
поскольку ему посчастливилось расти в неблагополучном квартале, легко открыл
заднюю дверь, и они сгрузили меня на пол между передним и задним сидением.
Потом, никем не замеченные, все трое вернулись в здание. Спустя какое-то
время, впрочем, не так скоро, в машину села Розовая мама. Мотор фыркал и
чихал раз пятнадцать-двадцать, прежде чем она его завела, и, наконец, мы
отправились на этом адском поезде. Эти доавтомобильные машины — просто
чудо, от них такой грохот, что кажется, будто едешь с большой скоростью, а
подпрыгиваешь так, словно пришел на деревенскую ярмарку. Проблема была в
том, что Розовая мама научилась водить машину с помощью друга-каскадера:
светофоры, тротуары, движение по кругу — все ей было нипочем, и время от
времени тачка просто взлетала в воздух. В кабине пилота не все было
спокойно, она часто сигналила, а используемый ею лексикон щедро служил
обогащению моего: она жонглировала самыми ужасными словами, чтобы досадить
врагам, то и дело встречающимся на ее пути, и я снова заметил для себя, что
кетч — отличная школа жизни. Я предполагал, что вскочу и заору «Куку,
Розовая мама», когда мы приедем, но гонка с препятствиями была такой долгой,
что я по дороге заснул. Как бы то ни было, проснулся я в темноте, в холоде и
в тишине, обнаружив, что лежу в одиночестве на мокром коврике. Тут я в
первый раз подумал, что, возможно, сделал глупость. Я вышел из машины, и в
это время пошел снег. Надо сказать, что это было не так приятно, как «Вальс
снежинок» в «Щелкунчике». Зубы отстукивали сами собой, помимо моей воли. Я
увидел большой освещенный дом. Пошел к нему. Мне было плохо. Чтобы позвонить
в звонок, пришлось прыгнуть так высоко, что я растянулся на подстилке. Там и
нашла меня Розовая мама. — Но…но… — пыталась она что-то сказать. Потом
склонилась надо мной и прошептала:
— Милый ты мой.
И тогда я подумал, что, возможно, и не сделал глупости. Она отнесла
меня в гостиную, где стояла и мигала огнями большая елка. Я очень удивился,
увидев, как красиво было в доме Розовой мамы. Она согрела меня у огня, и мы
выпили горячего шоколада. Я догадывался, что она хочет удостовериться, что
со мной все в порядке, прежде чем меня отругать. Поэтому я старался продлить
время, пока приду в себя, не так уж и нарочито, кстати, поскольку к этому
моменту я ужасно устал.
— В больнице все тебя ищут, Оскар. Настоящее смятение на поле боя.
Родители в отчаянии, они заявили в полицию.
— От них и этого можно ждать. Если они настолько глупы, что думают,
будто в наручниках я стану любить их больше…
— В чем ты их обвиняешь?
— Они меня боятся. Не осмеливаются со мной разговаривать. И чем меньше
осмеливаются, тем боль-ше я кажусь себе чудовищем. Почему я навожу на них
такой ужас? Разве я так уж безобразен? От меня воняет? Я сделался идиотом, и
сам этого не понимаю?
— Они боятся не тебя, Оскар. Они боятся болезни.
— Моя болезнь — часть меня самого. Они не должны вести себя иначе
из-за моей болезни. Или получается, что они могут любить лишь здорового
Оскара?
— Они любят тебя, Оскар. Они мне сказали.
— Вы с ними разговаривали?
— Да. Они очень ревнуют тебя ко мне. Нет, не ревнуют, печалятся.
Печалятся потому, что у них нет с тобой такого же взаимопонимания. Я пожал
плечами, но гнев мой чуть утих. Розовая мама сделала мне еще одну чашку
горячего шоколада.
— Знаешь, Оскар, однажды ты умрешь. Но ведь и твои родители тоже
умрут.
Меня удивило сказанное. Я никогда об этом не думал.
— Да, они тоже умрут. Совсем одни. И с ужасными угрызениями совести,
оттого что не смогли помириться с единственным ребенком по имени Оскар,
которого они обожали.
— Не говорите так, Розовая мама, вы меня вгоняете в тоску.
— Подумай о них, Оскар. Ты понял, что скоро умрешь, потому что ты
очень умный мальчик. Но ты не понял, что умрешь не ты один. Умирают все. И
твои родители. И я в назначенный день.
— Да. Но все же я прохожу первым.
— Верно, ты проходишь первым. Но разве тот факт, что ты идешь первым,
дает тебе дополнительные права? Право забывать о других, например?
— Я все понял, Розовая мама. Позвоните им. Вот тебе, Господи,
продолжение, в общих чертах, потому что рука устает писать. Розовая мама
связалась с больницей, которая связалась с моими родителями, которые
приехали к Розовой маме, и мы отпраздновали Рождество вместе. Когда приехали
мои родители, я сказал им:
— Простите меня, я забыл, что вы тоже однажды умрете.
Может, эта фраза их раскрепостила, не знаю, но только они снова стали
прежними, и мы провели прекрасную рождественскую ночь. На десерт Розовая
мама захотела посмотреть по телевизору праздничную службу и записанный на
кассете матч по кетчу. Она сказала, что вот уже много лет она перед мессой
смотрит какой-нибудь матч, чтобы поставить себя на ноги; это привычка,
которая ей доставляет удовольствие. В результате мы все смотрели поединок,
который она выбрала на сей раз. Было классно. Мефиста против Жанны д’Арк.
Купальник против кирасы! Славные бабенки! Как сказал папа, который стал
совершенно красным; кажется, ему очень понравился кетч. Количество
нанесенных ими ударов по лицу невообразимо. В подобной битве я бы уже тысячу
раз умер. Вопрос тренированности, — сказала мне Розовая мама. Чем больше
ударов по лицу ты получаешь, тем больше ты можешь получать их впредь. Всегда
надо надеяться на лучшее. В результате победила Жанна д’Арк, хотя поначалу в
ее победу трудно было поверить: тебе, наверное, это приятно. Кстати, с днем
рождения тебя, Господи. Розовая мама, которая уложила меня спать в постель
своего старшего сына — он ветеринар в Конго, лечит слонов — подсказала
мне, что мое примирение с родителями — хороший подарок тебе на день
рождения. Честно говоря, я-то считаю, что это подарка не заменяет, но раз
Розовая мама, старая твоя подружка, так говорит…
До завтра, целую, Оскар
Р.S. Забыл сказать желание: пусть мои родители всегда будут, как
сегодня. И я тоже. Это было замечательное Рождество, особенно поединок
Мефисты с Жанной. Прости, но мессу я не посмотрел, выключил раньше.

Дорогой Бог,
мне минуло шестьдесят, и я плачу по счетам за все допущенные вчера
вечером злоупотребления. Не в очень хорошей форме я сегодня. К себе в
больницу я вернулся с удовольствием. К старости оно всегда так, путешествия
уже не радуют. Желания отсюда уходить больше нет. Чего я не успел сказать
тебе во вчерашнем письме, так это о статуэтке Пегги Блю, которую я увидел
вчера в доме Розовой мамы на полочке, над лестницей. Клянусь тебе. В
точности она, из гипса, одежда и кожа — голубого цвета. Розовая мама
считает, что это Дева Мария, твоя мать, как я понял, и объект поклонения для
нескольких поколений, живших в этом доме. Она согласилась подарить статуэтку
мне. Я поставил ее на столик у изголовья. В любом случае она вернется потом
к Розовой маме, раз я ее усыновил. Пегги Блю чувствует себя лучше. Она
приезжала в кресле ко мне с визитом. В статуэтке она себя не узнала, но мы
прекрасно провели вместе время. Слушали «Щелкунчика», взявшись за руки, что
напомнило нам прекрасное прошлое. Не стану продолжать дольше, потому что
ручка, пожалуй, тяжеловата. Здесь все болеют, даже доктор Дюссельдорф —
из-за шоколада, гусиного паштета, жареных каштанов и шампанского, которым
родители в массовом порядке угощали лечащий персонал. Мне бы очень хотелось,
чтобы ты ко мне пришел.
Целую, до завтра, Оскар

Дорогой Бог,
сегодня мне между семьюдесятью и восьмьюдесятью, и я много о чем
передумал. Во-первых, я использовал рождественский подарок Розовой мамы. Не
знаю, говорил ли я тебе о нем? Это растение из Сахары, которое всю свою
жизнь проживает в один-единственный день. Стоит только зернышко полить
водой, как оно дает побег и почки, потом листья, у него появляется цветок и
сразу же — семена, и вот уже растение увядает, сморщивается и — хоп! —
вечером все уже кончено. Подарок просто гениальный, спасибо тебе, что ты его
изобрел. Сегодня утром, в семь часов мы его полили — я, Розовая мама и мои
родители, не помню, сказал я тебе или нет, что родители живут теперь у
Розовой дамы, от нее сюда ближе — и я смог проследить всю его жизнь.
Правда, растение довольно хилое и цветочек — жалкий, уж с баобабом никак не
сравнится, но оно мужественно проделало свою работу на наших глазах, в
течение одного дня, без остановок. Как настоящее, большое растение. С Пегги
Блю мы долго читали медицинский словарь. Это ее любимая книга. Она
увлекается болезнями и все время задает себе вопрос, с какими из них ей
придется еще встретиться. А я посмотрел на те слова, которые меня
интересуют: «Жизнь», «Смерть», «Вера», «Бог». Хочешь верь, хочешь нет, но их
там не было! Заметь, что одно это означает, что ни жизнь, ни смерть, ни
вера, ни ты — не болезни. Новость, скорее хорошая. Но ведь в достаточно
серьезной книге должны же быть ответы на самые серьезные вопросы, а?
— Розовая мама, мне кажется, в медицинском словаре имеются только
частные случаи, проблемы, с которыми может встретиться тот или другой
человек. Но нет того, что касается всех — Жизнь, Смерть, Вера, Бог.
— Наверное, лучше было бы взять философский словарь, Оскар. Однако,
если даже ты найдешь в нем понятия, которые ищешь, тебя скорее всего ждет
разочарование: ответов и толкований множество, и они разные.
— Как такое может быть?
— Самые интересные вопросы остаются вопросами. В них содержится тайна.
К каждому ответу следует всегда добавлять «возможно». Только мало
значительные вопросы имеют окончательные ответы.
— Вы хотите сказать, что у «Жизни» нет решения?
— Я хочу сказать, что у «Жизни» — множество решений, а,
следовательно, нет единого решения.
— А я думаю, Розовая мама, что единственное решение у жизни — это
жить.
Зашел к нам доктор Дюссельдорф. Он по-прежнему похож на побитую собаку,
что в сочетании с огромными черными бровями делает его внешность весьма
выразительной.
— А вы причесываете брови, доктор Дюссельдорф? — спросил я.
Он огляделся в изумлении, как будто спрашивал у Розовой мамы, у моих
родителей, не ослышался ли он. Кончилось тем, что он ответил «да» сдавленным
голосом.
— Смените выражение лица, доктор Дюссельдорф. Послушайте, я буду
говорить абсолютно откровенно, потому что я всегда был исполнительным в
отношении лекарств, а вы были безупречны по отношению к болезни. Оставьте
ваши виноватые интонации. Не ваша вина, если вы должны сообщать людям дурные
вести о болезнях с латинскими названиями и о невозможности исцеления.
Расслабьтесь, сгоните заботу с лица. Вы не Бог-отец. Не вы управляете
природой. Вы только ремонтируете. Отрешитесь, умерьте напряжение, не берите
на себя больше, чем можете взять, иначе вы долго на вашем месте не
протянете. Посмотрите на себя. Слушая меня, доктор Дюссельдорф разинул рот
так, словно должен проглотить яйцо. Потом он улыбнулся настоящей улыбкой и
меня поцеловал.
— Ты прав, Оскар. Спасибо, что мне это сказал.
— Не за что, доктор. К вашим услугам. Заходите, когда захотите.
Вот, Господи. Зато твоего визита я продолжаю ждать. Приди. Не
сомневайся. Заходи, даже если у меня будет народ в это время. Я, правда,
буду очень рад.
До завтра, целую, Оскар

Дорогой Бог,
Пегги Блю уехала. Вернулась к себе домой, к родителям. Я не идиот, и
знаю, что никогда больше ее не увижу. Не стану больше писать, потому что мне
очень грустно. Мы вместе прожили целую жизнь, Пегги и я, а теперь я совсем
один, лысый, в старческом слабоумии и уставший лежать в своей кровати. Как
отвратительна старость.
Сегодня я больше не люблю тебя.
Оскар

Дорогой Бог,
благодарю за то, что ты пришел. Ты точно выбрал момент, потому что со
мной не все благополучно. Возможно, ты обиделся на мое вчерашнее письмо…
Когда я проснулся, то подумал, что мне уже девяносто лет, и повернул голову
к окошку — посмотреть на снег. И тогда я угадал, что ты пришел. Было утро.
Я был один на Земле. Было так рано, что птицы еще спали, и даже ночная
сиделка мадам Дюкрю давала храпока. Ты же пытался устроить рассвет. Тебе
было трудно, но ты настаивал. Небо бледнело. Ты вдувал в воздух белое,
серое, голубое, заталкивал ночь, возвращал мир к жизни. И не прекращал ни на
минуту. И тогда я понял разницу между тобой и нами: ты парень неутомимый! Ты
не устаешь. Всегда за работой! И вот вам день! И вот вам ночь! Теперь весна!
Теперь зима! А вот Пегги Блю! А вот Оскар! И Розовая мама! Какое здоровье! Я
понял, что ты здесь. Что ты раскрыл мне свой секрет: смотри всегда на мир
так, будто это в первый раз. Тогда я последовал твоему совету и приложил
старание. Впервые. Я созерцал свет, краски, деревья, птиц, животных. Я
ощущал воздух ноздрями, я вдыхал его. Слышал голоса в коридоре, как будто
под сводами собора. Чувствовал, что живу. И дрожал от чистой радости.
Счастье бытия. Я был восхищен. Спасибо, Господи, что сделал это для меня.
Мне казалось, ты взял меня за руку и ведешь в самое сердце тайны —
созерцать тайну. Благодарю.
До завтра, целую, ОскарР.5. Мое желание: можешь ли ты сделать то же
самое (взглянуть, как в первый раз) для моих родителей? Розовая мама, думаю,
через это уже прошла. А вот для Пегги тоже хотелось бы, если у тебя будет
время.

Дорогой Бог,
мне стукнуло сто. Я много сплю, но чувствую себя хорошо. Пытался
объяснить родителям, что жизнь — странный дар. Вначале мы его
переоцениваем: думаем, что получили в вечное пользование. Затем
недооцениваем, находя жизнь слишком короткой и несовершенной, и чуть ли не готовы от нее отказаться. Наконец, осознаем, что это был вовсе не дар, а
только кредит. И тогда пытаемся его заслужить. Мне сто лет, и я знаю, о чем
говорю. Чем ты старше, тем лучше должен быть твой вкус, чтобы оценить жизнь.
Ты должен сделаться рафинированным, артистичным. Любой кретин может
наслаждаться жизнью в десять или в двадцать лет, но в сто лет, когда и
двигаться уже не можешь, необходимо использовать свой интеллект. Не знаю,
убедил ли я их.
Навести их. Работа окончена. Я немного устал. До завтра, целую,
Оскар

Дорогой Бог,
сто десять лет. Уж очень много. Думаю, что начинаю умирать.
Оскар

Дорогой Бог,
мальчик умер. Теперь я по-прежнему останусь Розовой дамой, но никогда
больше не буду Розовой мамой. Я была ею только для Оскара. Угас за полчаса
сегодня утром, пока мы с его родителями отлучились, чтобы выпить кофе. Он
сделал это без нас. Думаю, специально выбрал момент, дабы нас пощадить. Как будто хотел уберечь от горя при виде его ухода. Фактически он дежурил возле нас, а не мы возле него. У меня на сердце тяжело, у меня на душе тяжело. Там живет Оскар, и я не могу его забыть. Надо бы повременить со слезами до
вечера, потому что я не хочу сравнивать свою боль с неутолимой печалью его
родителей. Спасибо, что познакомил меня с Оскаром. Благодаря ему я была
забавной, придумывала всякие небылицы, оказалась даже знатоком кетча. Он
помог мне верить в тебя. Я полна любви, она сжигает меня, он столько дал
мне, что этого хватит на многие годы вперед.
До скорого, Розовая мама
Р.S. В последние три дня Оскар вывесил плакат над своим столиком в
изголовье. Думаю, он касается тебя. Там было написано: «Только Богу дано
право меня разбудить».

2002 год  «Оскар и Розовая дама»
Эрик-Эммануил Шмитт

 

Предисловие переводчицы Ирины Мягковой

Драматург, эссеист, романист и сценарист Эрик-Эммануил Шмитт родился 28
марта 1960 года в Лионе. Готовился к карьере композитора, учился играть на
фортепьяно. С тех пор музыка, наряду с теологией и метафизикой, — страсть
его жизни. «Музыка всегда говорит правду, интеллект вступает позднее… То
же происходит, когда я пишу пьесу. Я всегда пытаюсь услышать музыку души, то есть нечто большее, чем просто слова», — скажет он позже в одном из
интервью. Однако, кроме музыки, мальчик увлекался сочинительством: в
одиннадцать лет написал первую книгу, в шестнадцать — первую пьесу
«Грегуар, или Почему горошек зеленый», сатиру на тему сексуального
воспитания. В конце концов слово одержало верх над музыкой. Закончив
престижный парижский Высший педагогический институт (Эколь Нормаль сюперьер) и защитив философскую диссертацию, посвященную Дени Дидро (позже он напишет эссе «Дидро, или Философия соблазна»), Шмитт начинает преподавать философию сначала в лицее Шербура, затем в Университете Шамбери. Но долго там не задерживается: научная карьера приносится в жертву литературе. Успех сопутствовал Шмитту с первого взрослого драматургического опыта: «Валонская ночь» (1991) была поставлена Шекспировским королевским театром. Вторая пьеса, «Посетитель» (1993), в которой к Зигмунду Фрейду то ли наяву, то ли во сне является то ли безумец, то ли Господь бог, и где ведется глубоко философский, но не скучный диалог о человеческой сущности, о смерти и о религии, — обеспечила ему признание критики (Мольеровская премия 1994 года в двух номинациях: «Театральное открытие» и «Лучший драматург»). И далее по нарастающей. Спектакль «Загадочные вариации» (лучшая пьеса 1996 года), в котором играл Ален Делон, совершает мировое турне (от Токио до Лос-Анджелеса) под оглушительные аплодисменты зрителей. «Вольнодумец» (1997, о Дени Дидро) — история одного беспутного дня любимого героя Шмитта была снята в кино с участием Венсана Переса и Фанни Ардан. Правда, фильм успеха не имел: не любит кино разговоров, пусть даже таких увлекательных, какими их создает Шмитт. «Фредерик, или Бульвар преступлений» (1998 ) снова получает Мольеровскую премию, а главную роль в парижском спектакле сыграл Поль Бельмондо. В 2001 году французская Академия присуждает драматургу Гран-при.
Кроме пьес, Шмитт пишет романы. И тоже получает за них премии. Премию
«Первый роман» получила его «Секта эгоистов» (1994 год, издательство
Альбен-Мишель). Но самый большой успех выпал, пожалуй, на долю «Евангелия от Пилата» (2000), над которым писатель работал 8 лет. Толчком к разработке этого сюжета послужила, по словам самого Шмитта, одна ночь 1989 года, проведенная им в Сахаре, где с ним случилось некое мистическое происшествие, после которого у него, рожденного в семье атеистов, установились особые отношения с Богом. Роман двухчастный. Первая часть — «Иисус» — о человеке во власти сомнений за несколько часов до смерти. В своем монологе (любимый литературный прием Шмитта) Иисус предстает скромным, простым, долгое время не помышлявшим о своей миссии. Вторая часть — «Пилат» — написана в форме эпистолярного дневника: в письме к брату Титусу Понтий Пилат, с его непоколебимой верой в разум, пытается тщательно и прагматично исследовать необъяснимое явление — исчезновение тела Иисуса; пытается преодолеть экзальтацию и нетерпимость окружающих. В результате римский разум пасует перед иудаистскими сомнениями. При всем при этом «Евангелие от Пилата» — лидер продаж и лауреат Гран-при читательниц журнала «Elle». В следующем, 2001 году, Шмитт выпускает «Участь другого», где уготавливает Адольфу Гитлеру судьбу состоявшегося художника, в результате чего тот не становится диктатором, и история человечества движется по другому пути. Совершенно очевидно, что философское воспитание, склонность к систематическому и глубокому осмыслению мира, во многом определяют творчество писателя. В качестве героев он часто выбирает универсальные фигуры мировой истории и мифологии — Иисус и Понтий Пилат, Дидро и Гитлер, Фауст (в эссе «Когда я был произведением искусства») и романтический актер Фредерик-Леметр… В Шмитте живет просветитель и в какой-то степени миссионер. Поэтому особое место в его творчестве занимает «Цикл о незримом», куда входят четыре текста: «Миларепа» (1997), «Господин Ибрагим и цветы Корана» (2001), «Оскар и Розовая дама» (2002) и совсем недавний «Ребенок Ноэ» (2004). Объединяющая «Цикл о незримом» тема — духовность и религия. Религиозные конфессии — буддизм (в «Миларепе»),  ислам и иудаизм (в «Господине Ибрагиме и цветах Корана») и христианство (в «Оскаре и Розовой даме») как бы художественно проиллюстрированы и сопряжены с конкретными человеческими (прежде всего детскими) историями. Форму этих небольших произведений можно классифицировать по-разному. Кто-то причисляет их к романам, кто-то к монопьесам (потому что они написаны от первого лица), кто-то к детским сказкам. Некоторые критики находят сходство Оскара с Маленьким принцем или с героем Пенака Бенжаменом Малосеном. Так или иначе, эти произведения написаны
скорее для игры, чем для чтения. Их и играют с большим успехом: «Оскара» —
Даниель Дарье в Комеди Шан-Зелизе, а «Господина Ибрагима» (еще и в кино) —
Омар Шериф, за что получил своего первого Сезара в 2004 году. На мой взгляд,
обаяние «Оскара» и «Господина Ибрагима» — в пафосе терпимости. Нет
противоречий и агрессивности между людьми, принадлежащими к разным
национальностям и религиям. Есть возможность выбора — веры, друзей, даже
семьи. Есть мудрость приятия всего. Старшие (Господин Ибрагим, Розовая дама) учат младших (Момо, Оскара) примирению с жизнью, с болезнями, со смертью.
Оказывается, полноценную жизнь можно прожить и за десять оставшихся тебе
дней. Конечно, если верить… И здесь Шмитт со свойственной ему
виртуозностью балансирует на тонкой грани: еще немного и можно скатиться в
сентиментальность (в «Оскаре и Розовой даме»). Спасает интонация — очень
простая, без какой бы то ни было эмоциональной окрашенности, и еще юмор.

О чем думают наши дети?

Всё о детях
О чем думают наши дети?

Александр Хакимов
Из книги А. Хакимова, «Карма. Размышления»

Когда человека озаряет знание, разрушающее неведение, оно открывает ему всё, подобно тому, как днем всё освещается солнцем.
Бхагавад-гита, 5.16

o_chem_dumaut_detiОни размышляют о самом значительном из того, что увидели и услышали. О том, что оставило в их уме наиболее сильное впечатление. Узнав о космосе, ребенок хочет стать космонавтом, услышав о героях, отдавших свою жизнь за Родину, он мечтает быть таким же. У ребенка может возникнуть желание стать хорошим человеком. Но только в случае, если он услышит что-то полезное из вдохновляющего источника, и эта информация будет сопровождаться осмысленными и глубокими чувствами. Известно, что дети больше хранят впечатления, нежели саму информацию, которая пригодится им позже. Сначала нужна вдохновляющая сила, розовая мечта, которая будет вести их всю жизнь.
Как правило, на материальном уровне она никогда не сбывается. Детям кажется, что из-за недостатка денег у родителей, отсутствия у них знаний, времени или веса в обществе. Дети думают, что родители не нашли в жизни удовлетворения и занимаются какой-то монотонной деятельностью. Всё это карма. Однако ребенок уверен, что сам он никогда не будет таким серьезным и скучным, как взрослые. С его точки зрения, взрослые – это просто неудачники. Ему кажется, что жизнь на самом деле совсем другая, и счастье должно быть на каждом шагу. Мир такой большой и интересный – разве может здесь кому-то чего-то не хватать?
Созерцая небо и землю, траву и деревья, птиц и животных, ребенок погружается в чудесную страну собственных фантазий, приносящих ему огромную радость. В своих играх дети живут на необитаемых островах, летают на спинах больших птиц, много раз умирают и воскресают в героических битвах. Я всё свое детство готовился к погружению на дно Тихого океана, чтобы раскапывать древние города. Еще я летал вокруг Земли на чудесном аппарате, который подчинялся моим мыслям.
Конечно, никаких материальных средств не хватит, чтобы исполнить такие желания. Но ребенок счастлив, просто думая об этом. Впрочем, лишь до определенного момента, пока не проявится его чувство собственности, которое возникает вследствие отожествления с прарабдха-кармой. «Я» и «Мое» — такую концепцию жизни все получают от своих родителей. Ты мой сын, а не сын кого-нибудь другого. Это принадлежит тебе, а не кому-то еще. Так возникает сопоставление своих способностей с окружающим миром, и ребенок «взрослеет». Он становится практичным настолько, что забывает о единстве мира. Теперь его ум полон противоречий.
А как же розовая мечта? Он понимает: за нее нужно бороться. Иначе она не воплотиться. Таковы правила игры. В таком умонастроении человек вступает в жизнь. Он хочет победить весь мир и так достичь своей мечты, которую он так и не осознал.

Стих, который дочь сочинила в 10 лет

Город гандхарвов –
Одни облака,
Но он настоящий
Издалека,
А рядом он кажется,
В воздухе сделан
И сверху по крышам
Красиво побелен.

Пушистые арки
С пушистой резьбой,
Речушка плывет
И журчит под горой.
Как будто журчит
И как будто плывет,
И как будто бурлит
И кувшинки несет.

Город гандхарвов
Совсем наяву,
Но не попасть
В него никому,
Живут там лишь те,
Кто умеет летать,
А нам остается
Лишь только мечтать.

Видя, что его желания никогда не сбываются, он отказывается от своих «детских» идеалов и принимает за эталон стандартное счастье большинства людей. А потом всю жизнь работает, чтобы не потерять его. Так выглядит безбожная жизнь.
И все-таки, что же родители должны дать ребенку для осуществления его высокой мечты? Если и есть в этом мире какая-то тайна, то это Бог. Имея правильные представления о мире, дети легко могут общаться с Ним. Для них это совершенно естественно. Ведь они видят мир непредвзято, поскольку их карма не проявлена полностью. Они спрашивают: «Кто я? Откуда? Зачем живу и почему?».
Помню, лет в тринадцать я спросил у своей матери: «Мама, почему я родился у тебя, а не у других людей?». На такие вопросы ребенку невозможно ответить, дав ему лишь информацию, да он и не нуждается в ней. Ему нужны сильные, глубокие впечатления: «Ты родился у нас, потому что мы любим тебя». И ребенок становится счастливым. «Мы хотели тебя, и Бог нам тебя послал», — это совершенно понятно любому ребенку. Затем, когда придет время информации и логики, между ними и мироощущением ребенка, его высшей целью, не должно быть противоречий. Величайшая трагедия для человека – потерять веру в Бога. С помощью сухих логических доводов материальная наука разрушила веру многих людей, но так и не помогла им исполнить свои сокровенные мечты.

Из-за злых деяний тех, кто разрушает семейные традиции, забываются принципы, на которых зиждется благополучие и гармония семьи и нации.
Бхагавад-гита, 1 .42

Дело в том, что все запредельные желания можно осуществить только с помощью крия-шакти. Слово шакти означает «энергия», а крия – «творческая потенция». Крия-шакти одна из самых ценных энергий. Она позволяет достичь самосознания и проявляется как вдохновение сердца, которого ждет каждый человек. Крия-шакти – это муза, озарение, удача. Ее называют также Лакшми. И Лакшми – это супруга Верховного Господа Нараяны, прародителя всех людей. Она служит только Ему. Поэтому, когда человек становится слугой Бога, Лакшми вдохновляет его, посылая везение и удачу.
Дитя – это Дар Бога. Но если наш ребенок ничего не знает о Боге, он для нас просто источник постоянных беспокойств. А иногда даже пожизненное наказание.

Знай же, что все чудесное, прекрасное и величественное в этом мире – лишь искра Моего великолепия.
Бхагавад-гита, 10.41

Как родить богатыря.

Всё о детях
Как родить богатыря.

 

Bogatir«Здравствуй, красная девица.-
Говорит он,- будь царица
И роди богатыря
Мне к исходу сентября…
А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили молодых
И оставили одних…
А царица молодая,
Дела в даль не отлагая,
С первой ночи понесла.
— А.С. Пушкин. «Сказка о царе Салтане.

Зачатие хорошего ребенка – это, если хотите, зачатие здорового ребенка. Что же такое здоровье? Согласно толковому словарю, здоровье – это «состояние полного физического и психического благополучия» , то есть гармоничное соединение идеально функционирующего тела и самых лучших внутренних качеств человека. Таким образом, зачатие по-настоящему здоровых детей подразумевает заботу их родителей о хорошем качестве этих двух составляющих. Здесь, я думаю, у большинства из нас могут возникнуть сомнения: обоснованно ли говорить о влиянии зачатия на здоровье тела или даже духа ребенка? Веды дают однозначный ответ на наш вопрос: зачатие детей, которое совершается на основе знаний, содержащихся в этих священных писаниях, приводит к появлению полноценного потомства. Для подтверждения этой мысли можно процитировать стих из «Шримад Бхагаватам» (4.22.53): «Будучи освобожденной душой и служа Господу, Притху Махараджа не только занимался разнообразной деятельностью, но и зачал со своей женой Арчи пятерых сыновей». Шрила Прабхупада, один из величайших знатоков Вед, объясняя этот текст, писал: «Притху Махараджа был семейным человеком, и его жена, Арчи, родила ему пятерых сыновей, причем все они родились такими, какими он хотел их видеть. Они родились у него не по воле случая и не по недоразумению. В этот век (Кали-югу) практически никто не знает, как зачинать детей, чтобы они, родившись, оправдали надежды своих родителей». Секрет в том, что родители должны совершать различные очистительные обряды, так называемые самскары». В своем комментарии к первым трем стихам 16-ой главы «Бхагавад-гиты как она есть», которые описывают 26 трансцендентных качеств праведной личности, он отмечал: «Если родители хотят, чтобы у них родился ребенок, наделённый божественными качествами, они должны проводить десять очистительных обрядов, рекомендованных для людей. Обряды для очищения человека, начинаются еще до его рождения. Они предназначены для произведения на свет разумных, благородных и благочестивых детей». Чтобы зачать ребенка, обладающего божественными качествами, необходимо провести ведический обряд гарбхадхана-самскара. В книге «Три этапа», подробно раскрывающей данную тему, этот обряд характеризуется следующим образом: «Эта самскара также называется нишека (извержение семени) и риту-самагам (своевременный союз). 
В данной статье, как мы и обещали в прошлом номере газеты, дано описание практической стороны процесса зачатия ребенка. Он представляет собой краткое изложение двух известных автору источников , основывающихся на сведениях ведической литературы. Ведический подход к зачатию ребенка опирается на три фактора, которые необходимо учитывать будущим родителям: 1. здоровье и поведение супругов; 2. место зачатия; 3. время зачатия.
1. «Аюрведа» настоятельно рекомендует родителям совершать зачатие только в хорошем физическом состоянии: оба должны быть здоровы. К зачатию ребенка необходимо готовиться хотя бы за полгода. Мужу и жене следует прекратить употребление алкоголя и наркотиков, бросить курить. Желательно перейти на вегетарианство или снизить потребление мясной пищи. И перед зачатием, в течение как минимум месяца, воздерживаться от сексуальных отношений. Утром жена должна легко позавтракать (без зерновых), а во второй половине дня выпить молока с медом и шафраном. Ей нельзя испытывать чувства голода или переедать. Мужу необходимо плотно поесть пищи, приготовленной на топленом сливочном масле, и сладостей. Ни мужу, ни жене нельзя волноваться или нервничать.
2. Непосредственно перед зачатием супруги должны принять душ, натереться благовонными маслами и помолиться Господу о ниспослании красивого, умного и здорового ребенка. Сам акт зачатия ребенка должен быть страстным и преисполненным любви. Чем больше ласки и удовольствия получат мужчина и женщина, тем крепче, сильнее и здоровее будет ребенок, тем больше у него будет жизненной силы. Наиболее подходящей считается классическая поза, при которой шансы женщины забеременеть максимальны. Нельзя совершать зачатие ребенка, находясь в гневе, страхе или беспокойстве, на голодный или переполненный желудок, с полным мочевым пузырем, болея, находясь под воздействием одурманивающих веществ, не любя друг друга. «Гарбхопанишад» подчеркивает, «что жизнь и назначение ребенка зависит от состояния ума родителей в момент зачатия». Там говорится, что все физические или психические нарушения ребенка являются результатом неправильного состояния ума родителей. Например, порочное умонастроение во время зачатия приводит к рождению слепых, парализованных, горбатых и недоразвитых детей. После полового акта женщине рекомендуется полежать от 30 минут до часа, чтобы облегчить процесс зачатия, после чего обоим супругам следует принять омовение и восстановить силы, вкусив пищи. Веды говорят о возможности планировать пол ребенка. Как «Гарбхопанишад», так и «Аюрведа», объясняют, что «более обильное выделение спермы приводит к рождению ребенка мужского пола, тогда как более обильное выделение яйцеклеток приводит к появлению дочери…» Для увеличения семени мужчина должен есть сладкую, кислую и соленую пищу. Для уменьшения яйцеклетки женщина должна есть горькую, острую или вяжущую пищу или некоторое время поститься. Интересно отметить, что если во время полового акта мужчина больше любит женщину и доставляет ей большее удовольствие чем себе, то рождается девочка, а если наоборот — то мальчик. 
3. Неподходящие для зачатия места: храмы, священные места паломничества, в лесу или в воде. Супругам следует подготовить чистое, привлекательное место у себя дома, удобную кровать.
Правильно выбранное время для зачатия очень благоприятно не только для ребенка, но и для родителей. От него очень сильно зависят внутренние качества их будущего чада, отношения с родителями, желания, способности и таланты.

Deti

Считая от начала месячных, первые четыре дня категорически запрещаются для сексуальных отношений. Половой акт в первый день месячных разрушает здоровье мужа, во второй день — здоровье жены, в третий день нарушает нормальное функционирование матки, а в четвертый день вредит силе и здоровью отца и ведет к зачатию ребенка, лишенного хороших и чистых качеств. Если рассматривать все дни цикла, начиная с первого и заканчивая двадцать восьмым, то неблагоприятными для зачатия считаются все дни с первого по четвертый включительно, одиннадцатый, тринадцатый и с семнадцатого дня до начала месячных (см. таблицу). Для тех, кто придерживается ведических предписаний, самое подходящее время — с шестого дня после менструального цикла, когда вероятность успешного зачатия наиболее велика, то есть во время овуляции. Если менструальный цикл женщины составляет 30 дней, то овуляция обычно начинается на пятнадцатый день после начала цикла, а если цикл составляет 28 дней, то — на четырнадцатый день. Стоит учитывать, что оставшиеся дни являются подходящими, если они не падают на неблагоприятные лунные станции и астрологические моменты: на одиннадцатую и тринадцатую ночь лунного месяца, на дни полной или новой луны, на время солнечного или лунного затменья . Если рассматривать влияние дня от начала месячных на зачатие мальчика или девочки, то выявляется следующая закономерность — в четные дни месячных зачинаются мальчики, а в нечетные — девочки. Для зачатия мальчика наиболее благоприятен шестой или восьмой день, а для зачатия девочки — седьмой и девятый. Тот, кто вступает в сексуальные отношения после захода солнца, увеличивает свою силу. Как правило, ночь — это время любовных утех, и подходящее для зачатия время — между тремя часами после захода солнца и тремя часами до восхода. Лучшее время — между девятью и двенадцатью ночи, кроме времени, близкого к полуночи. 
В Третьей Песни «Шримад-Бхагаватам» (3.14.23.) при описании беременности Дити говорится, что время захода солнца – «самое неблагоприятное для зачатия ребенка, поскольку в эту пору по земле бродят вселяющие ужас привидения и неизменные спутники повелителя привидений». Привидения лишены физического тела в наказание за совершенные ими тяжкие грехи. Господь Шива, необычайно милостивый к привидениям, заботится о том, чтобы они смогли снова получить физическое тело. Он помещает их в чрева женщин, которые вступают в половые отношения, не обращая внимания на время и обстоятельства.
Несомненно, современного человека может смутить обилие рекомендаций для такого, казалось бы, естественного и, на первый взгляд, не требующего долгих комментариев процесса, как зачатие. Почему в прежние времена люди следовали указанным правилам и предписаниям? Обладая разумом, наполненным ведическими знаниями, они могли видеть последствия неправильной деятельности. По словам «Бхагавад-гиты», появление нежеланных детей, «лишенных разума и потерянных для самих себя», поглощенных «пагубной, греховной деятельностью, ведущей к разрушению мира» (16.10), «останавливает деятельность на благо семьи и общества…» (1.43). При зачатии ребенка самая большая ошибка — пренебрежение к его судьбе, которое выражается, в первую очередь, в нежелании его иметь, а так же отсутствие интереса к знаниям о правильном его зачатии. Ведь в основе строгого исполнения обрядов лежало искреннее и сильное желание родителей не просто иметь детей, но и сделать их счастливыми. Они знали, что счастье для ребенка будет очень трудно достижимо при отсутствии духовного и физического здоровья, обеспечение которого, как уже было описано, напрямую зависит от поведения родителей. В современном обществе мы можем наблюдать снижение желания обзаводиться потомством. Если зачатие и происходит, то люди часто склонны относиться к нежеланному ребенку как обузе, только увеличивающей семейные проблемы. 
Поэтому очевидно, что для достижения благополучия в семье и обществе будущим родителеям нужно с большим пониманием относиться к своему поведению и чувствам.
«Забота о ребёнке является главным долгом родителей, потому что, если родители будут уделять должное внимание своим детям, все общество будет состоять из благочестивых людей, которые смогут поддерживать мир во всем мире и заботиться о процветании своей страны и всего человеческого рода.» [](Ш.Б.3.31.5)
Все мы приходим в этот мир через зачатие…

ВЕДЫ О ЗАЧАТИИ ЗДОРОВЫХ ДЕТЕЙ

Анастасия Самойлова

Осторожно – ДЕТИ!

Всё о детях
Осторожно – ДЕТИ!

Отрывок из семинара «Воспитание детей. Ведическая культура.», 
прочитанный Бхакти Видья Пурна Свами в Алматы

ostorojno_deti_BVPSПрежде, чем начинать любую деятельность в вашей жизни, важно понять 3 принципа. Это анализ трёх этапов:
1. подготовка
2. сама деятельность
3. результат-окончание этой деятельности
Это касается и воспитания детей.
ПЕРЕД РОЖДЕНИЕМ РЕБЁНКА важно понять и проанализировать окружающую среду, в которой родится и будет жить ребёнок, что вы со своей стороны сможете сделать, и какие результаты в итоге сможете получить. Воспитание можно разделить на 3 этапа – подготовка- анализ; рождение-воспитание (сама деятельность); то, какой ребёнок получился к 25-ти годам жизни.
Во всех трёх этапах должно присутствовать как мужское, так и женское начало, как мужское, так и женское участие. Это своего рода сотрудничество и партнёрство между папой и мамой по воспитанию нового человека, созданию новой души. 
Это означает, что женской природе больше свойственно подготовительная позиция, это первый этап – этап подготовки и анализа. Для мужчины же важна сама деятельность. Возможно, в этом кроется причина, что желание иметь потомство возникает у женщин у первых. Если этап подготовки и анализа будет отсутствовать, то активность (деятельность) не будет иметь никакого значения. Важно! Нужно подумать над этим*
Если подготовка занимает для женщины много времени, это символизирует, что сама деятельность для неё очень важна! (тут можно взять за пример сборы женщины на свидание, чем тщательнее она собирается, выбирает одежды, макияж и т.д., тем важнее для неё это свидание).
Родители, которые понимают и учитывают все эти принципы по воспитанию детей, будут действовать в соответствии с ними, они могут использовать все эти этапы и особенности каждого этапа и при воспитании.
Если родители знают, кем они сами являются в жизни (кто они на самом деле, в реальности, без масок и стереотипов навязанных), то и дети смогут также и себя отождествлять с кем-то. Учиться понимать, кто они есть на самом деле с детства. (Очень важно родителям понимать это).

Как понять, кто ты есть на самом деле? – это не связано с полом, видом деятельности, возрастом, национальными особенностями, мы являемся теми, кто остаётся один на один, мы те настоящие и реальные, когда за нами никто не наблюдает, нас никто не видит. Именно такими дети принимают своих родителей в возрасте до 5 лет. Так как до 5 лет ребенок не может воспринимать мир и действительность умом и разумом, они у него просто ещё не развиты в этот период. В период до 5 лет дети всё воспринимают на уровне инстинктов и чувств. Если вы ощущаете боль, гнев, обиду, разочарование и при этом выдаёте перед ребенком улыбку, он почувствует, что его обманывают, он начнёт понимать двойственность ситуации, и как раз в этом периоде, дети начинают надевать на себя различные маски, навязанные родителями. Очень важно учитывать, что необходимо быть перед детьми реальными, истинными, настоящими, от этого зависит их будущее. (Родители должны понимать это!)
Если родители сами не знают — кто они, дети тоже не будут в курсе своей природы, своего предназначения, не будут иметь понимания — кто я такой в этой жизни. Если родители будут делать то, что им нравится, приносит удовольствия и т.д., не учитывая при этом закон, правила, мораль, не уважая старших, начальников, своих родителей и т.д., то по своей же концепции и опыту, будут наталкивать своих детей делать тоже самое, при этом, не понимая того, что дети будут делать, что им нравится, не учитывая пожелания и нормы своих родителей. (принцип — Яблоко от яблони).
Если вы не знаете, кто вы, то и ваши дети не будут знать, кто вы и кто они.
Родители, имеющие представления о себе, будут воспитывать детей так, что они будут знать, кем они являются. (принцип — Что посеешь, то и пожнёшь).
Суть одна – все дети будут похожи на своих родителей! То семечко, что посадят родители, получат в результате такой же плод. В момент зачатия, появляется такая душа, в каком сознании её родители были на тот момент. Ребенок возьмёт ровно 50% на 50, от каждого по половине. Принцип един, но детали немного будут другими. Безусловно, детям будет присуща своя какая- то особенность и уникальность. 
Если вы осуществляете какую-либо деятельность на глазах детей, вы должны делать и исполнять это натурально. Дети будут делать то, что важно вам. Если родители делают что-то по принципу — так поступают все, так нужно, я так должен, меня так обязывают, меня вынуждают, дети первые это прочувствуют и поймут на уровне подсознания. Поэтому, если вы хотите что- то сделать вашим детям, делайте это искренне, а не на формальном уровне обязательств, так как удовольствия от этого дети не получат в конечном счёте. Все основы и принципы закладываются в детстве.

Это касается праздников, обучения, физич. труда, подарков и умения дарить подарки, взаимоотношений с людьми, окружающими, с противоположным полом. Не думайте, что дети притворство и наигранность воспримут за настоящее. Дети не учатся, исходя из позиции ума и разума, они учатся, исходя из ассоциаций и сравнений.
(Пример: Собака видит только то, что чувствует, а не то, кем вы при этом хотите казаться!) Так и дети, они воспринимают всю информацию на уровне инстинктов и чувств, без участия ума и разума (так как в детстве развиты только чувства очень сильно). Даже по дыханию и пульсу ребенок сможет перехватить настроение матери и отца — отсюда детские болезни, психозы, истерики, страхи, заикания, недержание мочи и т.д.
Люди пытаются прибегать к традиционной медицине, не понимая, что необходимо призывать к разуму родителей.
Надо учиться брать на себя обязательство за своё настроение, так как дети учатся от нашего настроения, мироощущения! 
Все интеллектуальные моменты, знания, информацию, умения и т. д. они успеют получить в школе, из ТВ программ, СМИ, от учителей и авторитетных для них источников. Тут важно понять ценность взаимоотношений в семье, где есть дети, важно уважение, любовь, доверие во взаимоотношениях. Если в семье не будет подобного, дети начнут перенимать настроения других людей. В любых ситуациях, историях, семьях, люди совершают определённые действия. Если вы хотите воспитать достойных и хороших детей, а далее радоваться за их радостные семейные отношения – вы обязаны совершать достойные дела и поступки, согласно самым высшим требованиям. На уровне одних чувств, намерений, желаний ничего не выйдет, только действиями и личными примерами вы сможете достичь положительных результатов. Если хотим реальности, надо быть при этом самим настоящими и основываться на идеальном, лучшем, чтобы быть на высшем уровне. (этот принцип касается любой деятельности, не только воспитания).
Применяйте в отношениях в семье, с партнёрами, детьми только превосходные, чистые, добрые качества. Нельзя терять время на другие умонастроения. Если вы сами не будете знать хороших качеств, а будете делать их, потому что так принято и навязано обществом и средой, вы не сможете авторитетно объяснить вашим детям, так как они не смогут понять, почему им нужно будет это делать, так как они будут ощущать вас неискренними. ( Хорошим примером можно привести веру, религию, держание постов, уразы, воздержание от употребления спиртного, наркотиков и т.д.) И когда ваш ребенок будет взрослеть, он сам захочет или не захочет этого совершать. А если вы ещё сможете объяснять своим детям конечные цели вашим поступкам и деятельности, то и дети будут уважать и понимать эту ценность. Если в семье всё будет строиться на уровне разума, общей цели, веры, любви – это будет сохраняться всегда, как у детей, так и у внуков, правнуков и т.д .

Если в семье будет только вера, но не будет разума, то дети будут слушать и верить другим авторитетам, так как с уст родителей это красиво звучит, а на деле и в поступках взрослых этого не будет. 
Тут возникает вопрос уличной культуры. Почему многие дети уже в раннем возрасте и подростковом могут быть резко подвержены этому? Ответ прост – семья. Значит не настолько сильны в ней отношения, нет глубины, искренности, веры, любви, разума, так как отношения в такой семье будут всегда меняться, и, соответственно, будут меняться и дети ваши. Есть масса доказательств, что те дети, которые выросли в семьях с крепкими отношениями и лучшими семейными ценностями, не будут поддаваться уличной культуре, так как эмоционально они будут очень сильны и уравновешены. Если все стимулы и ценности дети будут получать дома – это прекрасно! Если нет – это большой риск! Из-за дефицита эмоционального, дети начнут искать эти ощущения и переживания извне. Вот теперь и поймите, откуда наркомания, пьянство, разгульный образ жизни, не умение создавать семьи, не умения ладить с противоположным полом, депрессии, страхи? — Ответ очевиден. Поэтому только родители в ответе за будущее детей.
Важно удовлетворять все эмоции детей, стараться давать полноценное эмоц. окружение. На улице и вне дома\вне семьи всё очень размыто, и детям придётся взаимодействовать с огромным числом людей, разных умонастроений, желаний, потребностей, пониманием действительности, так как в этих отношениях не будет глубины и чистоты, необходимых деткам. 
Нужно внимательно отслеживать умонастроения бабушек и дедушек, нянь, близких и друзей, всех, кто, так или иначе, контактирует с ребенком. Если это не соответствует вашим пожеланиям, то лучше оградить такое общение, или пытаться показывать людям необходимый формат общения и умонастроений с вашими детьми.
Если говорить о женском и мужском начале, то в жизни любая женщина всё делает для мужчины (одежда, речь, настроение, цели, планы, окружение, образование, круг общения), и если мужчина это умеет оценивать и показывать всю глубину, уважение, значимость, благодарность, так и дети в семье будут действовать, согласно этим принципам. Девочка будет стараться угодить папе, наряжаться для него, ожидая взамен похвалу, комплименты, ласку, тут важно не скупиться отцу на эти чувства и их проявления, и также мальчик будет стараться уделять маме знаки внимания, показывать свою значимость, выражать заботу о ней, желание помочь и защитить. Маме важно ценить эти проявления, показывать их ценность, хвалить за мужество, давать понимание, что без его опоры и тыла, она очень слаба – эти примеры уже с детства смогут закладывать в детях их правильную, неискажённую женскую и мужскую природу.

Если семья крепка, отношения сильны и чисты, дети будут скромны в одежде, в речи, в поведении.
Дочери необходимо как воздух одобрение отца, ежедневное одобрение! Если в семье нет папы, то такое воспитание может заменить дедушка, дядя, духовный учитель\наставник. Девочкам очень важно признание. С мальчиками всё наоборот, отношения сына и отца должны быть строже. 
Деление по годам: 
Девочки: от 1 до 10 лет — Папа и мама очень ласковые, мягкие, менее строгие в воспитании. После 10 лет – мама к дочери должна быть очень строга.
Мальчики: от 1 года до 10 лет — Папа и мама должны проявлять строгость, сдержанность, терпение, уважение к мужской природе сына. После 10 лет- необходимо отдавать всю нежность, ласку, тепло на 100%.
Девочки, жёны, матери и все женщины будут одевать то, что нравится мужчинам в их семьях, но так, чтобы это было приемлемо в рамках её культуры, сознания и внутреннего мира. (ТЕПЕРЬ задумайтесь, почему женщины одеваются вульгарно, без вкуса, вызывающе????? Ответ – не было признания с детства, это же и касается сексуальной психологии.)
Искусству как правильно одеваться, сочетать цвета, одежду, косметику необходимо учиться у разумных женщин, так как только разумные женщины отличаются совершенным вкусом в этом, их внутренний мир очень тонкий и уникальный, отсюда и такой тонкий вкус.
Детей одновременно нужно учить и спокойствию и обороне. Нужно объяснять, что если в окружении или некоторых ситуациях возможно возникновение агрессии, очень важно уметь избегать таких отношений и людей. Важно учить детей с детства положительным мыслям и умонастроениям. Дети должны учиться направлять свою активность в добрые, положительные поступки, при этом параллельно развивая положительны качества своего характера.

Тибетский взгляд на воспитание детей

Всё о детях

tZwbcqfMc00

Никаких унижений и телесных наказаний. Единственная причина, по которой бьют детей – они не могут дать сдачи.


— Первый период до 5 лет.

С ребенком нужно обращаться «как с царем». Запрещать ничего нельзя, только отвлекать. Если он делает что-то опасное, то сделать испуганное лицо и издать испуганный возглас. Ребенок такой язык понимает прекрасно. В это время закладываются активность, любознательность, интерес к жизни. Ребенок еще неспособен выстраивать длинные логические цепочки. Например, он разбил дорогую вазу. Он не понимает, что для покупки такой вазы нужно много работать, заработать денег. Наказание он воспримет как подавление с позиции силы. Вы научите его не бить вазы, а подчиняться тому, кто сильнее. Оно Вам надо?

— Второй период с 5 до 10.

В это время с ребенком нужно обращаться «как с рабом». Ставить перед ним задачи и требовать их выполнения. Можно наказывать за невыполнение (но не физически). В это время активно развивается интеллект. Ребенок должен научиться прогнозировать реакцию людей на его поступки, вызывать положительное отношение к себе и избегать проявления отрицательного. В это время не бойтесь нагружать ребенка знаниями.

— Третий период с 10 до 15.

Как воспитывать ребенка в этот период? Как с ним обращаться? Как с равным. Не на равных, а именно «как с равным», так как Вы все равно имеете больше опыта и знаний. Советуйтесь с ним по всем важным вопросам, предоставляйте и поощряйте самостоятельность. Свою волю навязывайте в «бархатных перчатках» в процессе обсуждения, подсказками, советами. Если Вам что-то не нравится, то акцентируйте его внимание на негативных последствиях, избегая прямых запретов. В это время формируется самостоятельность и независимость мышления.

— Последний период с 15 лет.

Относитесь к нему с уважением. Воспитывать ребенка уже поздно, и Вам остается только пожинать плоды своих трудов.

Какие же последствия может вызвать несоблюдение этих правил?

— Если подавлять ребенка до 5 лет, то Вы подавите его жизненную активность, интерес к жизни, интеллект. Приучите его бездумно и привычно подчиняться грубой силе. Сделаете из него легкую жертву для всякого рода негодяев.

— Если Вы будете продолжать сюсюкать после 5, то ребенок вырастет инфантильным, неспособным к труду и вообще к духовным усилиям.

— Если Вы будете опекать ребенка как маленького после 10, то он вырастет неуверенным, будет зависимым от более самостоятельных друзей, которые не всегда могут оказывать нужное влияние.

— Если Вы не будете уважать ребенка после 15, то он Вам этого не простит и уйдет навсегда при первой возможности.

Кто-то может согласиться, кто-то нет, каждый имеет право на свое мнение в столь важном вопросе как воспитание любимого чада. Мы не призываем при воспитании вашего ребенка брать за основу вышеперечисленные методы. Как говорится: «Знание — сила!». В любом возрасте нужно проявлять уважение к личности ребенка, общаться с ним на равных и не применять телесных наказаний.

Семинар Марины Таргаковой «Йога Ума»

Тренинги и семинары
Семинар Марины Таргаковой «Йога Ума»

Семинар «ЙОГА УМА»


УМ — это нечто, что сопровождает нас из жизни в жизнь, но мы очень мало о нем знаем. Если нам предстоит пользоваться каким-либо предметом в течение года, месяца, или даже часа, то мы стараемся разузнать о нем побольше. Мы очень внимательны к материальным вещам, которые, хотя и полезны, но так недолговечны. И при этом совершенно не проявляем интереса к своему уму . А ведь только на платформе ума человек может быть либо счастлив, либо нет….
Геше Джампа Тинлей

В программе семинара

  • Природа ума.
  • Дуалистическое мировоззрение. Природа добра и зла.
  • Деятельность ума — мысли, чувства, эмоции, желания.
  • Работа с мешающими эмоциями.
  • Болезни ума. 5 ядов ума и способы их нейтрализации
  • Сценарные стереотипы.
  • Механизмы психологической защиты.
  • Обратная связь  — основа успеха
  • Путь сознательной эволюции.
  • Трансформация ума — от дуализма к единению, от неудач к успеху.
  • Йога разума – свобода за пределами двойственности.

 

Семинар «Йога ума» дает Вам знания и средства, позволяющие понять на практическом уровне, анатомию, физиологию нашего ума, осознать как мы сами создаем свой личный опыт, увидеть как нас ограничивают подсознательные стереотипные убеждения, детские сценарии, заставляя  вновь и вновь совершать одни и те же ошибки. Семинар позволяет глубже разобраться с механизмами психологической защиты, вникнуть в закономерности эмоционального реагирования, расширить собственные горизонты познания.
«Йога ума»дает практичные инструменты для более глубокого осознания своей внутренней природы, раскрытия своего глубинного потенциала, перепрограммирования негативного опыта, открытие доступа к глубинным личностным ресурсам, обретения подлинной внутренней свободы от нежелательных мыслей и негативных эмоций, раскрывает способности к открытому эмоциональному диалогу.
Семинар базируется на древних санскритских текстах, йоге-сутре Патанджали, а также на знаниях современной трансперсональной и гуманно-личностной психологии.